А.Г.Лукашенко: Я очень рад нашей встрече. Рад приветствовать вас на вашей, надеюсь, на вашей, белорусской земле. Вижу по лицам, что здесь есть давние мои знакомые. В седьмой раз в Беларусь приезжает такая представительная делегация российских журналистов.

Я знаю, что вы мне будете задавать вопросы. Но абсолютно убежден, что на многие вопросы, с которыми вы ехали к нам, вы уже ответы получили. Поэтому если нужна будет конкретизация какой–то проблемы или темы, я с удовольствием это сделаю.

Мне часто приходится общаться с прессой нашей братской России. Но именно такие встречи, как эта, я считаю особенно значимыми и полезными для белорусско–российских отношений.

Ваша аудитория — миллионы читателей, зрителей, слушателей от Балтики до Дальнего Востока. И очень важно донести до них объективную и максимально полную информацию о том, как живет белорусский народ, к чему стремится, каким видит свое будущее.

Я говорю об этом потому, что слишком много разного рода домыслов и откровенного вранья о ситуации в стране выплескивается через средства массовой информации как на Западе, так и, к большому сожалению, в родной нам России. Каких только нелепостей порой не услышишь и не прочтешь.

Происходит это по разным причинам: и по элементарному недомыслию, и, что мы нередко наблюдаем, по политическому заказу. Не нравятся многим самостоятельные и непродажные белорусы.

Поэтому, общаясь с журналистами, я прошу только об одном — донесите до людей правду. Расскажите о той Беларуси, какая она есть на самом деле: об успехах и достижениях, о проблемах и заботах, о недостатках, о вопросах, которые надо решать. Критикуйте, но аргументированно.

Мы не строим «потемкинских деревень» для приезжих журналистов. Конечно, как любой хороший хозяин, мы стремимся показать лучшее, что у нас есть, и рассказать о том, что мы будем делать и как будем делать это лучшее.

Но, согласитесь, что семь лет подряд возить по всей стране, а это не Россия, столь представительные пресс–туры и пускать людям пыль в глаза — просто невозможно.

Вы за эти годы проехали тысячи километров белорусских дорог. Побывали во всех уголках нашей страны. Познакомились с десятками, а может, уже и с сотнями населенных пунктов, предприятий, объектов социальной сферы. Встретились и поговорили с тысячами людей. На ваших глазах фактически менялась наша Беларусь.

И главное, конечно, вы же люди земные, не все же здесь из Москвы. Подавляющее большинство — люди из регионов. То есть люди земные. И вы прекрасно понимаете, что даже в очень–очень хорошем процессе, результате, факте есть и негативные вещи. Поэтому, видя очень хорошее, конечно, вы видите и определенные недостатки. Но ведь вопрос не в этом. Вы, наверное, искали ответ на главный вопрос: куда движется наша страна, правильно ли она поступает с селом, с промышленностью? Правильно ли мы поступили в свое время, что не допустили разгула так называемой приватизации (народ и вы назвали ее «прихватизацией»)? Правильно ли мы поступили? Правильно ли мы поступили, что сохранили государственное регулирование экономикой, а не отдали все под либеральные ценности? Кстати, я в процессе нашего разговора могу познакомить вас и с последней точкой зрения российского Президента на сей счет. Очень хорошо, что он эту точку зрения, мне очень приятно было это слышать, высказал после саммита «двадцатки».

То есть главное, что вы увидели, что такое Беларусь и куда она движется. Вот это главный вопрос, на который вы, наверное, искали ответ. И если я должен что–то пояснить, с удовольствием это сделаю. Притом искренне и откровенно.

И потом, я очень много читаю в российских СМИ, что вот Лукашенко все делает идеально там, где вы бываете или кто–то будет. Абсурд полный! Да нам перед Кремлем сегодня не надо отчитываться, как было в советские времена. Приведут, привезут руководителя крупного из Москвы и маршрут обозначат, куда ему ехать. И чуть ли не траву красили, как это было в воинской части, которая здесь, под Минском, где я служил. Не я сам красил, но мои коллеги (я служил там офицером уже второй раз в своей жизни). Я видел, как красили эту траву перед приездом министра обороны Устинова. Или же когда Леонид Ильич Брежнев приезжал в Минск, то именно по этому маршруту надо было сделать английский газон. Ну как... Впечатление надо произвести. И я не отказываюсь, я тоже хочу на вас произвести впечатление. Но не для отчета.

Еще раз подчеркиваю, везде хватает недостатков. Но главное — куда мы идем. Это, наверное, главное для вас. И сможем ли мы сделать так, как в лучших местах Европы. Здесь, в этом зале, я еще раз хочу повториться, сидят люди, поднаторевшие в жизни, не первый раз бывавшие в Беларуси. Я уверен, что вы подтвердите мои мысли о том, что ни о какой показухе здесь речи быть не может. Мы все создаем своим трудом, своим умом и руками. Нет у нас сырьевых сокровищниц, благодатного климата. Мы люди северные, как и вся в основном Россия. Наш главный ресурс — это люди. Поэтому белорусская экономика носит социально ориентированный характер. Я это особо хочу подчеркнуть: главный ресурс у нас — это люди. Поэтому мы вынуждены, хотели бы мы этого или нет, вкладывать в людей. Отсюда социальная ориентация нашей экономики.

Даже в нелегкие времена мирового кризиса главной целью определено сохранение производства и рабочих мест. Мы не выбрасываем людей на улицы, тысячами не сокращаем коллективы, хотя предприятия в основном у нас гиганты. И проблемы у нас если и есть, то только на гигантских предприятиях. Мы не лишаем десятки тысяч семей источников существования. Мы не закрываем предприятия. Да, зарплата, конечно, могла бы быть и больше, но платим столько, сколько можем в нынешних условиях. Платим исправно и вовремя то, что обещаем. И это касается каждого предприятия. Не только в сфере ответственности государства, как некоторые говорят: «Вот бюджетная сфера, и всё». И безработица у нас практически на прежнем уровне — она не превышает одного процента. И порой, вот чуть раньше, нам приходилось эту безработицу, откровенно говоря, на этом уровне поддерживать. Но у нас всегда были объявления (помните, в советские времена?): «Требуется. Требуется. Требуется...» У нас всегда было «требуется» больше, значительно больше, чем безработных.

В Беларуси понятие социальной справедливости и ответственности — это краеугольный камень внутренней политики. Проблем и у нас хватает, я уже сказал, но мы их решаем. Беларусь в советские времена являлась финишным производством всего Советского Союза, как часто журналисты говорят — «сборочным цехом» Советского Союза. Сюда завозили сырье, полуфабрикаты, отсюда везли готовую продукцию. Этот «сборочный цех» создавался всей страной под огромные потребности и гарантированный сбыт. Под обеспеченность энергоресурсами. Но в том, что Беларусь была «сборочным цехом», а точнее сказать, я не зря этот термин употребил, «финишным производством», вы понимаете, что в этом и было много положительного. Потому что финишное производство без суперсовременных технологий в те времена и в эти невозможно. У нас и тогда то, что производилось в Беларуси, в основном шло на экспорт. А там — конкуренция. Поэтому финишное производство всегда обеспечивалось самыми высокими технологиями. И когда распался Советский Союз, перед нами встала дилемма: что же делать с этими гигантскими предприятиями? И мне пришлось эту проблему решать. И, извините за нескромность, как человек практичный, я подумал о том, что, закрой мы предприятия телевизионной отрасли, к примеру (а у нас два гигантских предприятия), мы потеряем то передовое, что было накоплено в нашей советской империи. Вся школа будет загублена. Школа Советского Союза, огромной страны, а не только Беларуси. Закрой мы БелАЗ — все, на что работал Советский Союз, создавая эти супергигантские автомобили (а мы сейчас 33 процента мирового рынка держим по БелАЗам!), закрой БелАЗ, вы понимаете, что все было бы уничтожено. Самые современные технологии, ноу–хау, люди разбежались бы. А это школа. Суперпредприятия сегодня можно построить. В России можно просто сотнями предприятия строить, имея такие гигантские деньги. Но построить предприятия — это еще 10 процентов успеха. Должны быть люди, жилье, инфраструктура. И главное — люди, которых надо готовить десятилетиями. Я могу вам привести пример: сегодня МТЗ имеет производство, с которым никто не может конкурировать ни по объему, ни по качеству. Российская Федерация попробовала создать свое тракторное производство. Хоть мы и договаривались: мы не будем параллельно создавать и конкурировать. В одном фактически государстве — Союзном — это неприемлемо. Ну хотели попробовать, как обычно. Не нравятся маршруты по Беларуси транспортировки газа и нефти — давайте вбухаем до 25 миллиардов, построим «Норд стрим», «Южный поток» и так далее. Зачем? Ведь есть вся инфраструктура. Когда строили Ямал — Европа, газопровод новейший, положили инфраструктуру от фундаментов до электроэнергии, связи, электричества. Положили под вторую трубу. Кладите. Зачем лезть на эту Балтику? «Нет, хотим быть независимыми». От кого — от своих людей, от своей страны фактически, от Союзного государства? Какое же тогда это Союзное государство? И в чем же тут вина Лукашенко, что он «разваливает Союзное государство»? Если мы разрушаем экономические основы нашего единства — тут никакой Лукашенко не поможет. Так и здесь: попробовали создать тракторный завод, вбухали огромные деньги — ничего не получилось. Вроде стены есть, станки есть, на которых можно точить те же детали, а людей нет. Для их подготовки нужны десятилетия. Но надо же учитывать, что и мы на месте не будем стоять. Если раньше мы производили две модели МТЗ, то сегодня производим около 75 моделей, весь спектр.

Вот в этой экономике финишного производства было очень много передового. И поэтому, уделив особое внимание этой экономике, смогли лет 5 или 6 тому назад превзойти уровень советских времен в 2 раза по производству. Ни одна из республик СССР не достигла удвоения по валовому внутреннему продукту к уровню самого высокого периода в Советском Союзе. Мы его превзошли в 2 раза пять лет назад. И в прошлом году, да и в этом, экономика работает на уровне прошлого года, мы имеем где–то в 2,5 раза уровень выше. Это благодаря тому в том числе, что были заложены самые современные технологии в наши предприятия, благодаря тому, что мы не пошли путем развала и дележки этих предприятий, а восстановили их.

Имея открытую экономику, мы страшно зависимы от мировых товарных рынков. Беларусь объективно не успела накопить огромных золотовалютных резервов: машиностроение, сельское хозяйство, согласитесь, менее прибыльны, чем торговля углеводородами. Поэтому нам сегодня приходится очень нелегко. Но мы держим удар. Как? Это уже отдельный разговор. Однако же и белорусам, и россиянам легче было бы выживать в сегодняшних непростых условиях, если бы мы действовали более скоординированно и в экономике, и в политике. Беларусь к этому готова не на словах, а на деле.

В мире у белорусов сложилась репутация надежных и ответственных партнеров. Поэтому, кстати, к нам в последние годы потянулись богатые инвесторы, в том числе и западные, не говоря уже о российских.

Надеюсь, что результаты наших встреч с Президентом Российской Федерации в августе в России и на днях в Беларуси будут способствовать совместному преодолению кризисных явлений с большей эффективностью. Белорусам и россиянам суждено Богом и историей жить вместе в мире и согласии, как и подобает братским народам.

Ну а теперь я готов ответить на ваши вопросы, еще раз подчеркиваю, как всегда открыто, откровенно, честно и искренне.

Прошу вас.

В.Бичурина, газета «Красная звезда»: Александр Григорьевич, буквально на днях Вы и Президент России принимали участие в учении «Запад–2009», где лично наблюдали за действиями белорусских и российских военных. Поделитесь, пожалуйста, своим впечатлением и мнением о перспективе белорусско–российского военно–технического сотрудничества.

А.Г.Лукашенко: Благодарю Вас за вопрос. Но я хочу на примере данного факта учения ответить на вопрос, который волнует, наверное, каждого журналиста, даже очень любящего Беларусь. Так с кем же белорусы? Они что, действительно повернули от России на Запад? Знаете, если бы мы повернули от России на Запад... Такие учения с чужими людьми не проводятся. Это такие учения, которые Россия никогда не проводила сама у себя. Это масштабные учения. И ведь если бы мы разошлись в этой сфере, а это самая чувствительная сфера — военная, то мы бы эти учения в таком плане не провели. Потому что это возможно только в одном государстве, когда единые вооруженные силы. Но мы их провели. Значит, мы не разошлись в военном сотрудничестве, в военно–техническом в том числе. Значит, и наши вооруженные силы как две капли воды похожи. Вы думаете, что это так просто собрать, к примеру, финишные активные части этих учений? Что так просто на одном поле собрать разные армии и в течение, допустим, недели после переброски российских войск на незнакомый им полигон провести эти стрельбы? Да перестреляли бы друг друга... Это и сопряжение, это и координация войск, это единые секретные и прочие информации, единые команды. Все это мы с россиянами сохранили и даже преумножили, выйдя на более высокий уровень. И учения мы эти провели не с американцами, не с блоком НАТО, куда мы в кавычках так «разогнались» в последнее время, а с нашими россиянами. И только идиот после этого может сказать, что Лукашенко повернул на Запад, еще куда–то там повернул и так далее, и кинул Россию. Вот этот факт свидетельствует о том, что мы действительно единая держава, коль мы в этом чувствительном вопросе фактически действуем как одно государство.

Что касается впечатлений... Банальный вопрос. Вы знаете, что я скажу? Я лучше вам скажу о том, чего вы не знаете в связи с этим. Знаете, мы раз пять при прежнем Президенте России, еще с ельцинских времен (первый раз было мое предложение Ельцину), раз пять подходили к тому, чтобы провести подобные учения совместные. Но президенты России как–то с дрожью воспринимали эти вопросы и предложения. Последний раз мы договорились с Путиным Владимиром Владимировичем, когда он был Президентом, что мы проведем такие учения и пригласим наших друзей из ОДКБ. И эти учения уже были подготовлены, и российские части были переброшены на полигоны Беларуси, все было готово. Но в последний момент Президент России на эти учения не приехал, и мне пришлось проводить их одному. Слава Богу, что хоть россияне остались и войска были в этом задействованы. Но новый Президент России слово свое сдержал. Мы подготовили эти масштабные учения с ним, договорились, профинансировали, как бы ни было трудно, и их провели. Я вам скажу откровенно: я–то привык к таким учениям. Мы через два года проводим такие. Ну не такого масштаба, но примерно такие учения. Один год — командно–штабные, когда не разворачиваются войска или какой–то части мобилизуем войска, а на второй год — крупные. Поэтому я уже к ним привык. Но Президент Российской Федерации был восхищен тем, что увидел. А он тоже уже не новичок. Он видел много этих учений. Это ведь огромный масштаб — была задействована акватория Балтийского моря, была задействована региональная группировка нашего Союзного государства, основу которой составляет белорусская армия на Западе. И приданы ей были западные части Российской Федерации, как это предусмотрено оборонительным замыслом: если мы вступаем... не дай Бог столкновение какое–то будет, наша армия сдерживает удар. А из России подтягиваются и стратегические войска. Вы видели, кто там был. Бомбардировщики стратегического назначения, ракетоносцы и прочее. И подтягиваются армии Российской Федерации из Подмосковья, севернее, с юга. И в Ашулуке Астраханской области в это время также шли учения противовоздушной обороны, потому что здесь их невозможно при таком густонаселенном регионе провести. Поэтому в Ашулуке осуществлялись пуски ракет. Белорусские, российские войска «воевали» в том числе там. Вот представьте, какой огромный регион был задействован. И десант из центра фактически России перебрасывался в Беларусь и здесь выбрасывался на соседнем полигоне. Очень масштабные учения. Мы отработали все вопросы, все варианты. Поэтому я был доволен. И у россиян, которые присутствовали, я уже не говорю о российских военных, одно было: «Наконец–то мы вместе. Наконец, как и должно быть, мы вместе».

Ну а все остальное вы видели своими глазами.

Д.Батыршин, газета «Калининградская правда»: Александр Григорьевич, из–за «молочных» и прочих «войн» Беларусь отказалась подписывать договор по коллективным силам ОДКБ. Не скажется ли это на обороноспособности и безопасности Союзного государства?

А.Г.Лукашенко: Во–первых, у Вас абсолютно неточная информация. Из–за «молочных войн» мы не отказались от каких–то мероприятий в рамках ОДКБ. И даже не мы... Я готов взять ответственность на себя. Это я отказался в это время ехать в Москву. Если бы это не ОДКБ было, а СНГ, я бы тоже не поехал. И если бы это был Высший Госсовет Союзного государства, я бы тоже не поехал. Вы меня поймите, когда чисто из субъективных побуждений, чтобы нас «наклонить» или проучить, на границе без всяких предупреждений под надуманным предлогом были остановлены полторы сотни рефрижераторов со скоропортящейся продукцией, которая шла в Российскую Федерацию. Мы просили: давайте отсрочим, давайте на неделю. Ну нельзя на границе держать. Давайте вы пропустите эти машины, мы больше не будем грузить вам продукцию с заводов. Но нельзя же на границе держать, ведь потом же ее даже свиньям не скормишь. Это надо было там же выливать в овраг все. И это не только молоко, это тысяча наименований молочных продуктов, которые с удовольствием покупают в России. Если здесь есть люди брянские, смоленские, псковские и из Подмосковья, они знают. Они покупали белорусскую продукцию. Поэтому, поймите, это был исключительно субъективизм. Это был выпад против нашего государства. Что мне оставалось делать? У меня ведь нет таких рычагов, как у России на Беларусь. Поэтому я вынужден был демонстративно от этого отказаться. И к ОДКБ это не имеет никакого отношения. Вы должны знать, что самая интернациональная страна на постсоветском пространстве, да, наверное, и в мире, это — Беларусь. Вы видите по белорусам. У нас что, есть какие–то национальные вопросы, религиозные и прочие?! Да нет их. Кто бы ни приехал, мы всегда с радостью их встречаем. История так сложилась. История создала такой менталитет нашего народа. Поэтому мы всегда были за объединительные процессы, за интеграцию. А ОДКБ — это тесная интеграция в военной сфере, в военно–техническом сотрудничестве. Нам это выгодно. Мы были в этом крайне заинтересованы. И если бы не мы, и ОДКБ бы не было этого. Я уже не хочу к истории создания ОДКБ возвращаться. Поэтому... ну мог ли я, откровенно говоря, свое детище «рубить топором»? Конечно, нет. Это уже потом увязали, что «вот Лукашенко пошел на Запад, поэтому он и ОДКБ разрушает». А чтобы долго не говорить, я отвечу по существу, и вы поймете, что я честно говорю. Мы все процедуры по подготовке документов к подписанию на сегодняшний день закончили. Более того, я своим коллегам сказал, что если вы на меня в чем–то обижены, то я готов председательствовать в ОДКБ и будущий год. Они согласились. Поэтому белорусская сторона сполна компенсирует свою задолженность перед Организацией Договора о коллективной безопасности.

Но, поверьте, это не имеет никакого отношения к тем, так сказать, мягко говоря, экономическим проблемам во взаимоотношениях с Российской Федерацией.

На сегодняшний день эти вопросы решили. И решили вот так, как я вам сказал.

В.Кузменкин, газета «Вечерний Новосибирск»: Уважаемый Александр Григорьевич! Нравится кому–то или нет, но уже полтора десятка лет Вы участвуете в формировании геополитических процессов на нашей большой Родине, которую сейчас называют постсоветским пространством. И ни для кого не секрет, что основу Родины всегда составлял союз славянских государств, славянских народов. Это даже было зафиксировано, когда создавалась ООН. И вот когда развалился Советский Союз, была даже такая «конфетка» — создать Союз Славянских Государств. Но тогда это было просто слово. Вот, на Ваш взгляд, реально ли создать Союз Славянских Государств сейчас, в ХХI веке? И что для этого нужно?

А.Г.Лукашенко: Мне будет очень сложно Вам на этот вопрос, на вторую часть вопроса, отвечать. Что для этого нужно? Но скажу, уж коль я затронул вторую часть Вашего вопроса, для этого нужна прежде всего воля глав государств. Воля элиты — руководителей государств прежде всего. Будет такая воля — значит, такой союз будет создать несложно. Я ответственно об этом говорю. И не имейте в виду Украину. Украина, может, еще быстрее и больше готова к этому, сама Украина. Нужна воля НАША. Ну разве была бы проблема в быстром продвижении создания Союзного государства, если бы была на это воля Путина и Лукашенко в то время?! Ну вы же это понимаете как земные, как я уже сказал, люди. Не было такой воли. И этот процесс во многом притормозился. Не Лукашенко в этом вина. Поэтому это абсолютно реально. Надо начинать с решения глав государств. Что, Украина, Беларусь и Россия, народы, не поддержат это? Поддержат! Но мы разобраться не можем.

Ну а это «противное» слово, я его иногда произношу — «постсоветское пространство», я часто говорю «пространство Советского Союза», к сожалению, бывшей нашей страны. И стыдиться этого не надо.

Отвлекаясь, я вам просто вот что скажу. То ли в Венгрии, то ли в Австрии дело было... Они с таким воодушевлением, что меня поразило, когда был еще молодым Президентом, вспоминали свою историю. И особо рассказывали о Австро–Венгерской империи. Я говорю: «Ну слушайте, столько беды людям принесла ваша империя. Наша Российская империя тоже была не подарок, но вы–то?» Они говорят: «Может быть, и принесла, но для нас это — благо». То есть они от своей истории не отмахиваются, а мы почему–то боимся, как будто в Советском Союзе все было плохо. В большей степени было много хорошего. Я вам пример приводил по финишному производству. Мог бы много рассказывать, но вы не хуже меня знаете, начиная от земли и заканчивая космосом, что было сделано во времена Советского Союза. И потом, это — наша история. Мы не должны не только от нее отмахиваться, но мы не должны ее сейчас и закрашивать черными красками. И не дай Бог переделывать эту историю. Она уже свершилась. Ее надо воспринимать, какая она есть. Она — наша.

Я извиняюсь, и еще. Может быть, не каждый из вас знает, а может быть, и никто. Вот к вопросу о славянских государствах. Вы знаете, когда мы с Борисом Николаевичем (царство ему небесное) задумывали этот союз, мы ведь исходили из того, что мы быстро должны вдвоем пройти этот путь. И тогда Украине просто не было бы куда деваться. Тогда еще, при раннем Кучме, и мыслили, что Украина после того, как мы быстро пойдем вперед и покажем преимущество, в течение 2, 3, 5 лет Украина к нам присоединится. И Кучма с этим согласился, что куда нам деваться, если народы это увидят? Но случилось так, что поздний Кучма в конце своей жизни президентской говорит: «В какой союз вступать? Да вы вдвоем не можете разобраться». К сожалению, он оказался прав... Это замысел был такой. Но с первой попытки он не удался.

А.Шилкин, «Смоленская газета»: Александр Григорьевич, как Вы относитесь к идее создания общей экономической зоны с приграничными регионами России? Ну, например, со Смоленской областью.

А.Г.Лукашенко: Если имеется в виду классическое понятие «общее экономическое пространство» — вы знаете, я всегда «за». И такого вопроса не существует. Мы живем не просто в одном государстве. Если образно, мы живем в одном городе, в одном селе, в одном кооперативе. Когда мы начинаем уборочную кампанию, смоляне, брянские, псковские люди, черниговские и прочие, приграничье, Киевская область приезжают к нам: «Помогите». Мы убираем. Допустим, два–три дня у нас не подошли еще посевы, губернатор звонит: «Вот смоляне, смоленские, брянские ребята просят. Александр Григорьевич, мы пока 200 комбайнов можем отправить. Разрешите на 3 — 5 дней вывести комбайны». Я говорю: «Комбайны не должны стоять. Это не чужие нам люди. Поезжайте, убирайте». Не просто после уборки, даже в ходе уборки мы перебрасываем технику для того, чтобы помочь своим людям.

Сегодня это уже не бескорыстно делается. Они нам дают солярку — мы приезжаем с людьми, с техникой своей, с автомобилями и убираем там поля. Свозим, куда они скажут, урожай и обратно уезжаем домой. И нет такого: «Слушай, ты мне это, а я тебе завтра то». Нет. Сказали: «Ребята, надо спасать вот это. Есть нечего будет зимой». И мы едем и делаем.

Потому что мы немножко в сельском хозяйстве быстрее развернулись. И у нас нет такого, что смоленские люди — это чужие. Для нас вообще в России нет чужих людей. И вы это почувствовали, наверное, будучи здесь, в Беларуси.

Так вот об экономическом пространстве... Если бы у нас с Россией все так было, как со Смоленской или Брянской областями, слушайте, у нас совсем другой был бы разговор. Все вопросы были бы сняты.

В.Мухин, газета «Труд–Черноземье», Воронежская область: Александр Григорьевич, два слова об отношении россиян к Беларуси, которое, честно говоря, даже меня удивило. Три недели назад я пересекал украинско–российскую границу. И над будкой с российским пограничником я увидел флаг, один–единственный, — это был флаг не России и не Украины, это был флаг Беларуси. Я поинтересовался: почему? Мне сказала женщина–пограничница, что начальник распорядился повесить флаг Беларуси. И, более того, он распорядился, чтобы белорусов пропускали без очереди.

А.Г.Лукашенко: Первый раз слышу...

В.Мухин: Если бы я сам не видел своими глазами, наверное, не поверил бы.

Это характеризует отношение россиян к белорусам, к вашей стране. Но это так, лирическое отступление.

А вопрос у меня такой. Сейчас появились мемуары очень интересных деятелей, в прошлом известных, в частности, господина Касьянова. Он утверждает, что «газовую блокаду» в Беларуси в 2004 году осуществляли люди, гораздо более задействованные, скажем так, во власти, чем сам господин Касьянов. То есть как бы он отрицает то, что это решение принимал он. Вот Вы не могли бы как–то прокомментировать это положение? И вообще, как, на Ваш взгляд, кто стоит за «газовыми войнами»?

А.Г.Лукашенко: Касьянов не принимал это решение. Он правду пишет. Более того, Касьянов был категорически против таких подходов. Потому что он знал, что экономические последствия, и особенно имиджевые, будут очень плохие. А расхлебывать это придется Правительству. То есть ему и нашему соответственно. Не потому что он так крепко любил Беларусь. Вот он тогда был против того, чтобы перекрыть газ. И он действительно до последней минуты был против этого. А как было на самом деле, это долго можно рассказывать. Это было решение Президента Российской Федерации Владимира Владимировича Путина. Я об этом публично тогда говорил, но меня начали долбать за то, что я публично адресовал это обвинение Президенту России. Тогда же утром, на следующий день, когда был 25–градусный мороз, была закрыта подача природного газа на территорию Беларуси, я об этом сказал. Было элементарно просто. Шел спор по подписанию контракта. Было сильное повышение цены. Мы просили этого не делать, потому что второе повышение мы просто не выдержим. Это во–первых. А во–вторых, я ему мотивировал это просто: если у нас природный газ в три раза для потребителей будет выше, чем в России, мы не сможем конкурировать на российском рынке. Правильно? Нужна себестоимость продукции. Она будет в два раза выше, чем в России, ну в полтора. С иностранцами не сможем конкурировать. Мы не сможем заработать деньги в России, чтобы заплатить, в конце концов, за природный газ и нефть. Мы останемся вечными должниками. Я этим прежде всего мотивировал. Я не говорил о чернобыльской катастрофе, где дровами, на юге, нельзя топить печи, где только природный газ можно использовать. И многое, многое другое. Не мы эту чернобыльскую катастрофу породили. И, в конце концов, когда шла эта неразбериха с подписанием контракта, мы сказали: «Ладно, ну что же, ваш природный газ, поднимайте цену. Но тогда мы поднимаем транзит природного газа российского через нашу территорию на Запад». Ну пусть Германия заплатит. Что, бедные? Ну, может, «Газпром» где–то немножко заплатит. Тоже небедный. И притом речь шла там о копейках. Мы должны были после повышения цены за год, по–моему, 5 миллиардов дополнительно понести потерь. А по транзиту повышение получилось вроде бы миллионов 160 или 200. Но не больше двухсот. Нам в ответ: «Нет, мы это делать не будем. Что вы тут ерепенитесь? Нет — закроем». И вот я как сейчас помню, Путин летел тогда в Киев, у нас состоялся с ним разговор этот. Логика нормальная, тогда какие–то праздники были или выходные, он говорит: «Александр Григорьевич, не переживай, мы разберемся тут». Через час он мне снова звонит в резиденцию и говорит: «Вот тут мои (дословно) мне говорят, что это не так, и так далее. Мы вот вынуждены...» Я говорю: «Не делай этого, потому что это приведет к страшным потерям в белорусско–российских отношениях. Этот рубец потом не зарубцуешь ничем». Уже на повышенных тонах шел разговор... И ночью был перекрыт природный газ. Вот как это было в деталях.

Поэтому не Касьянов принимал это решение. Он прав. Это было решение Президента России. Правда, когда уже увидели, что не мы теряем, а Россия теряет, что штрафные санкции будут выставлены и так далее, он мне позвонил и говорит: «Александр Григорьевич, давай забудем. Ну откройте там, на Запад». Ведь перекрыли нам газ, перекрыты были на Европу поставки газа. Я говорю: «Понимаю, надо лицо сохранить. Но мне тоже. За мной тоже страна стоит и народ стоит». Ну спорили, спорили, говорю: «Ладно». Я отступил. Были открыты все каналы на Запад, и он открыл задвижку на Беларусь. Через два где–то или три дня это все закончилось. Ну что мы получили? Мы, россияне, руководство России, Президент в данном случае, что получили? Вот эти на сегодняшний день неприятные воспоминания. А потом вместе с Украиной еще, когда пару раз был перекрыт газ, потом с нами «нефтяная эта война» и прочее. Ну ясно, что в Европе были очень насторожены люди по поставкам газа. Отсюда появился проект «Набукко», появился проект по Турции, по поставке с Каспия углеводородного сырья и так далее, так далее. Вот что мы получили.

То же самое я говорю про Ямал — Европа. Ну почему не по Беларуси? Ведь предлагаем самые льготные условия. Когда Рем Вяхирев приехал ко мне, а меня только избрали, 1995 год, по–моему, был, он приехал ко мне и говорит: «Александр Григорьевич, вот мы проект давно сделали Ямал — Европа, но не можем начать. Шушкевич против, ваши вот против, Кебич против. Бывшее руководство националистическое наше, им не Россия нужна была. Я говорю: «Какие вопросы, давайте стройте». — «Как строить? Земля не отведена, то не сделано...» — «Начинайте, — говорю, — строить. Я вам все документы подготовлю, и они будут подписаны. Земля будет ваша под этими трубами». Он так поднялся, на меня посмотрел, думает: ну, наверное, молодой, он не понимает, что говорит, потому что серьезный проект ведь, не решив какие–то детали, как можно начинать миллиардный проект? Я говорю: «Или вы завтра начинаете строить, или больше ко мне не придете». Он вынужден был начать. И мы через полгода только закончили процедуру отвода земель, когда уже трубы были положены. И когда сдали через два года эту трубу, он приехал на открытие и вспомнил это. Говорит: «Я нигде, ни в одной стране такого не встречал — сказал, пообещал, мы начали делать, поверив». Мы свое слово сдержали. Более того, мы освободили от всех налогов это строительство. И тогда потеряли около миллиарда долларов, наш бюджет потерял. Но мы знали, что это общее дело. И мы это строили. И параллельно создавали инфраструктуру для другой трубы. Сегодня надо только класть трубу, всё есть. Нет, надо по Балтике... Ну хорошо, кладите по Балтике. Сегодня придумали еще в обход Беларуси: нефтепровод «Дружба» не нужен, надо независимость, погнали трубу с юга на север, в Санкт–Петербург. Просчитали — на каждой тонне потери до 24 долларов. Зачем вам это? Деньги некуда девать? Может быть...

Н.Семенова, газета «Звезда», Пермский край: Александр Григорьевич, у трех славянских республик есть одна общая беда — Чернобыль. Эта беда как–то уходит, забывается. В России произошла такая ужасная вещь, как монетизация льгот, в результате которой «чернобыльцы» очень многое потеряли. У меня в связи с этим двоякий вопрос, два вопроса на одну тему.

Первый. Беларусь больше всех пострадала после чернобыльской катастрофы, насколько уже восстановилась земля и удалось что–то вернуть?

И второй вопрос. Беларусь тоже пересматривала, насколько я в курсе, льготы. Насколько пострадала или, наоборот, приобрела категория «чернобыльцев»? Я знаю, что вы очень много сделали для ветеранов Великой Отечественной войны, такого не сделано ни в одной бывшей советской республике. Но «чернобыльцы» — это тоже бойцы. Может быть, не очень такой понятной нам войны.

А.Г.Лукашенко: Вы знаете, я ярый противник всяких льгот. И участвуя в президентских кампаниях, я всегда говорю: «Долой льготы!» Народ: «Ура! Долой льготы!» Но это не только мне льготы и чиновникам. Всем! Льготы — это страшное дело. Я всегда понимаю, когда льготу даешь ветерану Великой Отечественной войны. Но, во–первых, сколько их осталось? Все же старики. Они спасли нашу страну, они нам дали возможность сегодня худо–бедно, но жить. Многие погибли. Им, семьям... — это святое. Мы их всех обеспечили жильем. Но некоторые уже мудрить–хитрить начали и детей своих под это обеспечили. И я вынужден был сказать: «Стоп!»

Это святое, мы в это даже не влезаем, наоборот, их поддерживаем. Деньги даем к праздникам. Это же люди.

Что касается «чернобыльцев» — то же самое. Но что было? Когда я был депутатом, у нас «чернобыльцев» стало почти половина страны. Член Правительства туда поехал, газету развернул, сало достал, поел, отсюда его привез, из Минска: «Я был там, я заразился». И все повыписывали удостоверения. Мы упорядочили это все.

Второе. Была масса выплат чернобыльских. Посмотрели: что это за выплаты? 10 долларов, 15, 3 доллара, 5 — разные были выплаты. И что люди от этого получали? Мужик в чернобыльской зоне шел, получал, как они называли это, «гробовые» (сейчас уже, правда, не называют, потому что их нет), шел, бутылку покупал, здесь же на колене выпивал с соседом, а то и один. Понюхал рукав или хлебом закусил и пошел. Вот и все чернобыльские. Но есть же и истинные пострадавшие люди. Их тысячи. Это — святое. И с чего началось упорядочение этих чернобыльских льгот? Мы прекратили выплачивать по 3, 5 долларов. Перестали распылять эти деньги. А в итоге это получились огромные средства. Но это после длительных консультаций с людьми. Я в этот Чернобыль ехал, я там с людьми жил. Я и сейчас на Полесье, у меня там дом. Я каждую весну туда еду и когда начинается уборочная кампания. Мы убрали вот эти вот необоснованные льготы. Но за эти деньги построили онкологический научно–практический реабилитационный центр в Гомеле. Под 100 миллионов долларов! При нынешних ценах — 200 миллионов. Это как Национальная библиотека. Мы собрали всё, что только можно. И этот центр собирает практику, теорию. Там сегодня вылечивают людей. Брянские люди, смоленские, украинцы, которые пострадали, они хорошо знают этот центр. Они готовы платить любые деньги, приезжать и лечиться. Мы их лечим там. Мы за эти деньги, собрав их в один кулак, не распыляя, построили сеть дорог. Потому что там нужны были прежде всего дороги. Сколько бы ты ни платил человеку, но если там пыль, грязь... Мы газифицировали всю чернобыльскую зону, потому что там дровами топить нельзя. А денег нам никто не давал. У нас лишних денег не было. И мы вот на эти деньги, миллиарды рублей, которые распыляли, делали главное для людей. Для истинных «чернобыльцев».

Каждый год мы вбрасываем в тот регион. Это только из бюджета. А 160 миллиардов мы тогда высвободили денег и отдали в регионы, пострадавшие от чернобыльской катастрофы. То есть мы не лишили людей этих выплат, но мы их сконцентрировали. И самое главное — удалось газифицировать эти районы и дать людям тепло.

Что касается земли. Вы знаете, Господь, наверное, все–таки с нами. Мы очень много уже земель освоили, очень многие территории реабилитировали. И они уже выведены из так называемой чернобыльской зоны. Эти земли мы осваиваем. Если вы не были — приедете следующий раз, я с удовольствием могу вас туда свозить. В то время, когда я там бываю. Приезжайте. Кстати, интересные процессы происходят за колючей проволокой. Это 30–километровая зона, куда мы вообще никого сейчас не пускаем, там люди не живут. Там появилось столько новых видов животных. Черепах разных видов. Когда я увидел фотографии... Это как будто с какого–то субтропического пояса. Очень интересные вещи происходят там, за этой проволокой. Но самое интересное, там ученые, специалисты работают. Мы же проводим эксперименты, как это влияет. Кстати, если животные там находятся, на загрязненной территории, мы на полгода убираем их оттуда. Ставили эксперимент: полгода откармливали чистыми кормами — никаких следов заражения...

Не всё мы знаем, к сожалению, о радионуклидах, об этой трагедии. Поэтому очень важно вот эти факты аккумулировать. Собрать и для всего человечества сделать определенные выводы.

Этот опыт для человечества очень важен.

А.Гикало, газета «Вольная Кубань»: Александр Григорьевич, издревле цивилизация шла по торговым путям. Очень важная позиция и сегодня. Нам грех жаловаться на отсутствие белорусских товаров на Кубани. Но, к сожалению, многие товары эти имеют как бы два свойства. Одно свойство — марка белорусская — это значит товар хороший. Это все кубанцы знают. И второе свойство. К сожалению, эти товары в ценовом отношении не выделяются среди товаров других поставщиков. Я понимаю, отчего это происходит. Конечно же, тут крутят, накручивают, перекручивают, перекупают и так далее. Не идет ли разговор о том, чтобы выпрямить эти пути поступления белорусских товаров в российские регионы? Тогда бы они были более доступными для небогатого в основном российского потребителя. Может быть, сети какие–то новые придумать, где бы напрямую шло? Может быть, по рукам дать многим «прилипалам» к этому процессу?

А.Г.Лукашенко: Это не нашим надо давать по рукам. У нас в основном государство управляет этими процессами, у нас тут не накрутишь. Поэтому Вы правы: «прилипалы» скупают этот товар по дешевке в Беларуси, а вам продают через 2 — 3 фирмы и на этом живут (а это накрутка 25 — 30 процентов на одной фирме, на другой — 50 процентов — и в 2 — 3 раза дороже становится товар). Ну и потом, а вам и не нужен дешевый товар... Вы знаете, с чего начались «молочные войны»? Вот история. Может, какой–то Касьянов или Сидоров в России потом напишет. На одной из встреч, это уже был «поздний» Путин, он мне говорит: «Александр Григорьевич, недобросовестная конкуренция. Наши молокопроизводители жалуются, что вы привозите в Россию товар дешевле, чем наш». Я говорю: «Так это же благо для вас. Что тут плохого? Все равно ведь товара не хватает, в том числе и молочных продуктов. Мы — дешевле, а они поставляют дорого. Вы с них спросите, чтобы они поставляли такой же товар, как мы. У вас же газ, нефть дешевле для производителей. А мы рентабельно производим и поставляем вам дешевый товар». Это недобросовестная конкуренция? То есть ваши толстосумы, которые занимаются переработкой молочных продуктов (и мясных в том числе, если уже об этом секторе говорить, а так везде), не способных конкурировать с нашей продукцией по цене и качеству, начинают подпирать, лоббировать в правительстве. Я ему раз об этом рассказал в Москве, потом в Минске, потом, когда он уже был премьер–министром, разложил ему, что происходит. У вас все с ног на голову поставлено, у вас крестьянин, который производит молоко (это я Путину рассказывал, показывая эту «пирамиду»), имеет 6 — 7 процентов от конечной цены на молоко. Посредник, который это скупает, и переработчик имеют, допустим, 25 — 30 процентов. Итого — под 40. А все остальные 60 процентов — кто? Торговля: оптовики и розница. «Так какой крестьянин, — я ему говорю, — будет производить молоко? Переверни, — говорю, — эту «пирамиду». Отдай крестьянам хотя бы 40 процентов в цене за молоко. Часть — молокоперерабатывающим заводам (у нас сколько, 18 или 20 процентов молокопереработка стоит?)... А торговле отдай 6 — 7 процентов — это ее деньги, она будет рентабельной. Ну близко к этому пересчитай». Вот в чем вопрос, если уж говорить о цене и проблеме. У нас она была, но мы ее быстро решили, установив: закупочную цену, цену переработки, торговли. Естественно, налоги и так далее. И вот с этого началось. Говорят: «Вы конкурируете недобросовестно, дешево поставляете — наши жалуются, наши не могут». Заставьте их торговать по нашим ценам, потому что у вас себестоимость должна быть ниже. И она ниже. Но где деньги? У частников. Частник никогда не будет озабочен народом, государством. Он большие прибыли кладет себе в карман. Вот почему я сказал, что у вас не заинтересованы в дешевом товаре.

Точно так мне однажды говорят: «Вот МТЗ такие–сякие (это я был у Амана Тулеева, давно уже). Машины дорого у нас продают (как Вы сказали), перепродажа идет». Я говорю: «Скажи мне, пожалуйста, когда на площадь, вот сюда, пригнать столько–то тысяч тракторов по нашим белорусским ценам? А ты уже накручивай потом, сколько хочешь, и забирай деньги в бюджет. А хочешь, по этим же ценам продай. Хочешь, продотируй из бюджета и еще дешевле крестьянам продай, помоги, как это делают китайцы, венесуэльцы и прочие, покупая нашу продукцию». Но это были только разговоры и предложения. Потому что у вас суперлиберальная рыночная экономика. «И государство, — цитирую ваших руководителей, — не вмешивается в эти процессы». Я вас и поздравляю с этим... Вот оно отсюда все и растет. Поэтому понимаете, почему я Вам задал вопрос: куда везти, скажите? У нас достаточно дешевый товар. Товар качественный, хороший. Неправда, что в Беларуси плохой товар. Да, есть в мире товар, может быть, более раскрученный и более качественный для какой–то элиты общества. Ну так таких у вас сколько? 5 процентов. А 95 процентов нормальных людей. И мы же выставки–ярмарки проводим (вот член Правительства у меня здесь, за спиной). Нашего товара, когда идет выставка–ярмарка–продажа, на 1,5 часа хватает. Даже в Москве за 1,5 часа все размели, как в советские времена, очереди выстраиваются... Значит, есть спрос.

Но он дешевый, потому что государство здесь контролирует процесс, и в большинстве своем этот товар производят государственные предприятия или предприятия с контрольным пакетом акций государственным. И для меня в данном случае как человека, определяющего политику, важно, чтобы не такую огромную прибыль получить, хотя это тоже важно, и я — сторонник, чтобы была больше прибыль, но я смотрю, чтобы это было нормально. Чтобы продать нормально, чтобы вовремя деньги поступили, чтобы люди получали регулярно зарплату, пусть среднюю, небольшую зарплату, но регулярно получали. То есть для меня все важны процессы. Для частника важен процесс только один — извлек прибыль и положил в карман.

Хочу вас обратить к интересному наблюдению. Вот кризис. Кому вы помогаете сейчас, государство? Частным банкам, частным предприятиям (к примеру, там... известные фамилии, не буду называть, звучат). А ведь вчера и сегодня «Форбс» и другие журналы печатают, сколько же они накопили на приватизации, работая в этих хороших условиях. Миллиарды. Так почему же они, приватизировав газ и другие предприятия, сегодня не вкладывают свои деньги в эти предприятия, а идут к народу российскому и говорят небогатому народу: «Дайте из бюджета нам». Ты вложи свои деньги. Ты где–то в оффшорную зону вывез, сложил, на Западе у тебя где–то деньги. Вложил? Нет. Государство нигде не денется, потому что иначе придется предприятие закрывать, — будет помогать. А тут можно было бы вложить, но где гарантия, что и эти деньги не пропадут, не уйдут?! Вот он и держит свои деньги, а государство начинает «доить». А у Путина и Медведева выхода нет. Или, как в Пикалево (это просто такой пример, таких мест много), люди выйдут на улицу без зарплаты. Или надо помогать. А помогать — это из бюджета вливать.

Вот вам и либеральная экономика, и частник. Вот он показал себя в этот кризисный период.

И я вам говорил о том, что мне Дмитрий Анатольевич сказал после «двадцатки». Говорит: «Не только мы в России, но и они прозрели». Наконец–то поняли, что государственное регулирование — должно быть! Государственный контроль — должен быть! Ведь экономика —важнейшая сфера жизнедеятельности любого общества и государства. Так? Это ж не я сказал. Мы же с вами в учебниках по политической экономии и других учили это. Учили? Важнейшая сфера. Так что, из этой важнейшей сферы государство должно уйти?! Тогда чем оно должно заниматься? Болтовней про экономику? Не может государство уйти из экономики. И не должно. Поэтому мы честно и откровенно об этом говорили всегда. И если б у нас была хотя бы сотая доля тех богатств сегодня, которыми обладаете вы, мы были бы процветающей страной и не говорили бы ни о каком кризисе.

А.Гикало: Спасибо.

А.Г.Лукашенко: Поэтому, если вы действительно скажете, куда и что везти, исходя из номенклатуры, мы можем дать 1.000 буклетов в каждое министерство. И на этом хорошо еще заработаете и народ удовлетворите свой. Мы вам привезем. Даже сразу предоплату не потребуем. А под ваши гарантии. Продадите — заплатите деньги.

А.Гикало: Я по другой части, к сожалению.

А.Г.Лукашенко: Но я же это образно говорю. Я ж не Вам говорю. Может, кто–то прочитав Вашу газету, придет к Вам и скажет: «Слушай, вот есть люди, давайте какое–то предприятие, склад какой–то». Мы готовы. Скажите нашим министрам. И нам будет хорошо, потому что у нас экспорт, наверное, процентов 80 от всего, что мы производим. У нас экспортно ориентированная экономика. И в условиях падения спроса для нас самая главная проблема — сбыт.

И.Бобровская, газета «Вятский край», Кировская область: Александр Григорьевич, в продолжение начатой темы у меня вот такой вопрос. После экономических трений, свидетелями которых мы были в прошлом году, наступило некое затишье. Вы дважды уже встречались с Дмитрием Медведевым. Ваш прогноз на будущее: грозят ли нам новые торговые войны?

А.Г.Лукашенко: Со стороны Беларуси не ждите никаких войн: ни торговых, ни военных авантюр, ничего. Смотрите на запад абсолютно спокойно. Вы из какого региона?

И.Бобровская: Кировская область.

А.Г.Лукашенко: Не ждите от нас никаких подвохов. Знайте, что здесь живут ваши люди. Как поведут себя в России, вам, наверное, там виднее. Но, исходя из того общения, из наших отношений, которые сложились у нас с Президентом Российской Федерации, я надеюсь, что у нас светлое будущее. Если он будет стойко проводить свою линию.

Т.Ермолицкая, газета «Красное знамя», Томская область: Недавно президент Российской академии медицинских наук Михаил Давыдов сказал, что для того чтобы завоевать Россию, не нужно атомное оружие — достаточно прекратить поставку лекарств. Потому что в России в последнее время практически прекратила свое существование фармацевтическая и медицинская промышленность. Как обстоит дело в Беларуси в этом плане?

А.Г.Лукашенко: Вы знаете, я не могу похвастаться, что мы сто процентов производим лекарств. Ни одна страна столько не производит. Примерно под 40 процентов мы производим собственных лекарств. Но это основные, нужные для людей лекарства. Где–то 60 процентов, наверное, мы покупаем. Поэтому массированно вливание делаем в это производство. Потому что, Вы абсолютно правы, безопасность в этой сфере для любого государства очень важна. Но основные лекарства у нас есть.

Н.Степыгин, газета «Волгоградская правда»: Александр Григорьевич, Волгоградскую область и Республику Беларусь связывают давние тесные связи. Не могли бы Вы дать краткую оценку сегодняшнему состоянию дел? И вторая часть вопроса — поделитесь секретом, столь ошеломляющим успехом в сельском хозяйстве.

А.Г.Лукашенко: У нас давние добрые отношения с Волгоградской областью. Я много раз бывал в вашем прекрасном городе. Это родной нам город, потому что люди столько страданий вынесли в годы войны, как и вся Беларусь. Вот Ленинград, Сталинград, другие города — это ведь братья по несчастью. Поэтому я с большим уважением отношусь к вашим людям. Они просто как с белорусов списаны — абсолютно одинаковые. Добрые люди. Потому что история сделала нас такими.

Что касается сельского хозяйства... Знаете, нам многие говорят: вот вы молодцы, что–то сделали. А я часто говорю и вот Дмитрию Анатольевичу недавно сказал. Я сижу, как–то задумался, он говорит: «Ты чего задумался? Ну не об учениях же думаешь?» Я говорю: «Да». Не об учениях я думал. О сельском хозяйстве. Я ему сказал: «Нам бы еще пять лет, вот не было бы этого кризиса — мы бы полностью спасли деревню». Мы начали заниматься не сельским хозяйством — мы спасали село. Ну не бывает России и Беларуси без села. Там корни наши, там душа наша, мы ведь все оттуда. Империя была российская... Белоруссия, Россия, нынешние территории, они были в основном крестьянские. И пополнение шло оттуда. Так уж случилось, что корни наши там. И больно было смотреть. А для меня это особенно важно. Я родился в городе. Года три с матерью прожил. Кстати, на границе со Смоленщиной, в Орше. А всю свою сознательную жизнь прожил в деревне. Видел, что это за труд. Я видел, как погибает деревня. А коль деревня погибает — нет основы. Все вымывается. Это катастрофа для любого государства. Вы это в России чувствуете, когда умирает деревня. Об этом мне Дмитрий Анатольевич дважды уже говорил. Сокрушаясь, говорит: «Просто трудно представить, какой объем работы надо в России выполнить, чтобы спасти село». И часто у меня тоже спрашивает: «Вот что вы здесь сделали? Что здесь?» И я ему рассказываю. Но вопрос же не в том, чтобы вспахать землю. Это важно. Надо было спасать деревню: строить инфраструктуру, дороги, делать газификацию. Надо было клубы нормальные, модернизировать их, если где–то есть. Надо школы, чтобы там образование было такое, как в городе. И тогда мы решили: надо строить агрогородки. А вокруг них огромные площади земельные. Благо что колхозы не распустили, не развалили. И нам проще было создать огромные массивы — 10 — 12 тысяч гектаров под мощное производство молока, мяса, птицы и так далее. Потому что там корма из земли. Но обязательно агрогородок в центре. И когда мы это начали делать, мы увидели, что наши крестьяне воспряли. Появилась новая техника, целый шлейф. Мы начали делать свои комбайны, свои тракторы мощные, как на Западе. Когда у вас «Россельмаш» фактически прекратил существование, мы вынуждены были свой комбайн делать. Ведь за 150 комбайнов заплатили, и только, наверное, через 10 лет они нам поставили эти комбайны. Потому что уже на уровне государства вашего подняли вопрос: ну отдайте хоть то, за что заплатили. И мы видели, что мы нигде, кроме Запада, комбайн не купим. Потому что нет российских «Донов». Остановился завод. А у нас нечем было убирать, как у вас. И тогда я лично, помню, принимал эти решения. Мы же за это время, за 10 лет, три этапа прошли. Третий комбайн делаем — он уже на уровне немецкого. Но в два раза дешевле. А так бы мы ходили и покупали у немцев, американцев. Мы у них покупаем «Джон Диры», «Лексионы» и прочее. Но это только там, где 100 центнеров урожайность. А таких полей уже немало сегодня. Но это не основные поля. Мы создали свой комбайн, который уже убирает, вот в этом году мне докладывали, и 90 центнеров с гектара.

Я это к чему вам говорю? Не для того, чтобы похвастаться, что мы это сделали. Хотя мне и приятно сегодня об этом говорить. Я вам хочу продемонстрировать, что как только мы занялись проблемой села, это потянуло, как локомотив, остальное. Потянуло общественную, социальную жизнь людей — клубы, дворцы культуры, сад, ясли, школа. Мы в каждом городке объединили ясли, сад и школу. Никаких травм, человек как начал с трех лет туда ходить, он уже привычен. Представляете, из детского сада в школу завести ребенка? Сами же ходили. Какая трагедия... И по детям своим знаете. Отрабатывали все нюансы. Ну и потом, не забывайте, что один крестьянин дает работу семи человекам. Что такое зерно произвести? Его надо перевезти — значит, водители работают. Его надо размолоть —значит, там группа людей работает на мельнице. Его в хлеб надо испечь — значит, в хлебопекарной промышленности люди работают, в кондитерской и так далее. Семи человекам дает работу. Мы это всё изучили. Подняли это. И ударили в центр, то есть в село, и начали его развивать. Это дало вот такой хороший результат.

Вы были в Витебском районе. Но это не лучшие земли у нас. Витебск — это вообще критическое земледелие. Если бы вы побывали, допустим, на юге Минщины, даже в Гомельской области, в Брестской области, в Гродненской области. Там вообще уровень выше европейского. А Витебщина — это у нас, конечно, еще несколько отсталые территории. Но вы видели, с чего мы вот эти зернышки начинали. У нас сегодня проблема на селе другая. В России некому землю, Президент мне говорит, пахать. А у нас там, где мы прошлись реформой, некуда людей девать. Потому что с энергонасыщенной техникой. И там вместо трех нужен один механизатор. И он не хочет в паре работать ни с кем, он не хочет отдавать свой трактор. Я говорю, что трактор должен, как самолет, летать: пришел, смену 8 часов или 10 отработал — передай своему напарнику. Пусть он 10 часов отработает. Это 20 часов. А 4 часа — на обслуживание. «Нет, я сам буду 20 часов работать. Я за 15 сделаю». Он никому не дает этот трактор. У нас возникла проблема занятости людей там, где мы осуществили реформу. Это уже в большей части сельского хозяйства. И нам пришлось, как в добрые советские времена, создавать подсобные промыслы.

Здесь Председатель Национального банка сидит, вот если бы он вам рассказал историю Национального банка, вообще были бы поражены.

Сколько у тебя гектаров земли, Петр Петрович?

П.П.Прокопович: Сто шестьдесят тысяч.

А.Г.Лукашенко: Сто шестьдесят тысяч — у Национального банка. Что это такое? Это разрушенные, уничтоженные советские колхозы. Он от земли человек, Герой Беларуси, кстати. Куда ему деваться? Он свою прибыль, Национального банка, вкладывал в землю. Я почему привел его в пример? Вот недавно мы с ним эту проблему обсуждали. Я у него спрашиваю: «Как у тебя там?» — «Нормально. Вот создаем сады, вот переработку переносим туда, на землю. Она уже не в городах: переработка молока, мяса. Сады закладываем. Мы же еще из Польши завозим яблоки. Из Польши, рядом. Что, сами не можем?» Закладывал сады 5 лет назад. Сегодня уже у него яблоки. То есть это позволяет большее количество людей занимать, которые высвобождаются. Особенно женщин. Туризмом вот он занялся, недавно гостиницу показывал. Построил в деревне, притом деревня была рядом с Россией. Полностью спившаяся. Там живого человека уже не было — с утра все пьяные ходили. Это близко к моей родине, поэтому я хорошо знаю. Сегодня — не узнать. Доярка — она в сезон получает до 1.000 долларов — на ферму никого не пускает. Не дай Бог заболеет скотина. Пьяного увидеть — да вы что... И это там, где все было пропито...

Нас всегда критиковали: вот Лукашенко — колхозник. Такой–сякой, ничего нового и прочего... Вы знаете, что у нас около 30 процентов бывших хозяйств, колхозов и совхозов приватизировано. Они частные. И только 11 из 500 с лишним приватизированных, только 11 (два года назад) плохо работали. Мы отдали хозяйства частникам. В 3 — 5 раз производство подняли. Спасли их. И люди, крестьяне, у нас это настороженно восприняли: как это, придет помещик? А сейчас им скажи, что мы уберем этого помещика, воевать за него будут. Мы это сделали спокойно. Но кто этих помещиков ценит? Тот, кто хочет работать. Таких у нас в сельском хозяйстве сегодня хватает.

То есть вы понимаете, что мы не просто хотели провести реформу сельского хозяйства? Не только для того, чтобы получить больше молока и мяса (мы скоро удвоим производство молока, удвоим производство мяса, и хорошего качества), а чтобы спасти нутро, сердце, душу страны. Потому что без села нет России, нет Беларуси. Вот с чего мы начинали. Вот с этой идеологической, можно сказать, проблемы.

А посмотреть, как и что... Знаете, вот приезжали ко мне некоторые губернаторы. По–моему, из Нижнего Новгорода, Курска, еще откуда–то. Посмотрели и ахают. Я говорю: «Ну что вы ахаете? Столько денег? Ну ладно, давайте я вам, вот в вашей губернии, построю одно такое по белорусским меркам хозяйство (в Венесуэле мы строим три типа: фермерское хозяйство, коллективное и т.д.)». Он: «Я хочу колхоз». Я говорю: «Подожди, ты в колхозе не работал и не знаешь, что такое колхоз. Не спеши. Давай мы тебе несколько типов. Не надо колхозы, как это у нас было: все вокруг колхозное, все не мое — никто ни за что не отвечает (я в совхозе работал в свое время 7 лет, государственное предприятие — и то неуправляемое было). Подожди, у нас есть образцы, и мы тебе сделаем». Почему мы в Венесуэле делаем, а у вас не можем? И вот несколько губернаторов согласились (не знаю, на каком уровне сейчас этот проект, два года тому назад я дал «добро» и поручил спроектировать прямо там, выехать туда, потому что это примерно как в Беларуси —севообороты, численность, урожайность и прочее). «Привезем, — говорю, — свои семена, свою технику поставим, привезем свои стройматериалы, построим вам агрогородок, реанимируем те деревни. Посмо€трите, как туда люди пойдут».

Поэтому, если это надо, мы вам это можем сделать. И притом мы это сделаем в 5 раз дешевле, чем вы сами.

Когда Лужков приехал и посмотрел Национальную библиотеку, шепчет мне на ухо: «Сколько это стоит?» Я ему назвал цифру. «А мне за эти деньги построишь?» Я говорю: «Тебе в 2 раза дороже».

(Смех в зале.)

«Почему?» — «Потому что это все равно будет в 2 раза дешевле, чем сейчас у тебя строится»... Действительно так было.

В.Шалак, газета «Невский край», Санкт–Петербург: Уважаемый Александр Григорьевич! Год назад Российская Федерация, являющаяся членом нашего Союзного государства, признала суверенитет Абхазии и Южной Осетии. А как строит взаимоотношения с этими странами Республика Беларусь? Спасибо.

А.Г.Лукашенко: У нас прекрасные с ними отношения, особенно с Абхазией. Я уже много раз об этом говорил, что для Абхазии я очень хороший человек. Почему? Потому что в свое время в СНГ при Ельцине и Шеварднадзе внесен был проект, который блокировал Абхазию. То есть был проект такой, что никакого общения с Абхазией напрямую, только через Тбилиси, и объявить экономическую блокаду, чтобы они были вынуждены признать это. У нас консенсусом эти вопросы принимались, поэтому я сказал: «Нет, я не буду подписывать». И единственный я не подписал это решение, и оно не вступило в силу. Абхазцы это помнят, знают и очень ценят. Я тогда просто говорил, что все эти экономические санкции — это беднота, нищета (кстати, я туда ездил, будучи Президентом, несколько раз — было жуткое положение. Мы им помогали). Если им блокаду ввести, то люди погибнут. И я не подписал. И вот с тех пор у нас как–то складывались всегда хорошие отношения с Абхазией.

С Южной Осетией у нас контактов было очень мало, но когда это несчастье произошло, я послал туда группу людей с гуманитарной помощью, наши депутаты ездили. Тогда встал вопрос о признании, и я хотел изучить: какова же ситуация, что же там произошло? Потому что одни одно говорят, другие — другое. Мы однозначно заняли позицию Российской Федерации, поддержав на всех уровнях. Но признание ведь — серьезный акт. Все республики СНГ категорически отказались признавать. И я тогда послал людей, депутатов (и на парламентские выборы мы поехали большой группой, сейчас наши люди там работают). У нас отношения с ними, как у государства с государством фактически.

Наверное, Вы намекали на признание этих республик. Знаете, я в Литве, когда меня там начали «третировать», я им сказал: «Знаете, по большому счету, мы давно должны были признать Абхазию и Осетию, не важно, что там произошло, тем самым поддержав нашего союзника». Но, к сожалению, сам союзник виноват в том, что мы до сих пор не решили этот вопрос. Я уже почти откровенно это говорю, но прошу только не муссировать эту тему.

Что произошло? У нас был определенный механизм. Мы об этом сказали Европейскому союзу, американцам о том, как мы будем идти к признанию этих республик. Они развели руками... А вопрос был один. Когда они начинали нас поддавливать, я им задал вопрос: «Вы нам Россию замените?» — «Нет». — «Ну так почему вы на нас давите?» Прагматичный вопрос... Выстроили эту всю систему. Но кому–то в России очень хотелось или нас «наклонить» побыстрее, или, может быть, вообще не хотели, чтобы мы признавали эти республики... Вы помните, центральные СМИ, явно подконтрольные государственным чиновникам, начали нас просто травить: «Не признает, потому что 500 миллионов долларов не дали». Как будто я за деньги должен признать эти республики... Ну и пошла эта волна в тот момент, когда мы должны были признать. И об этом знали ваши руководители. Поэтому я сказал: «Стоп, ребята. В этой ситуации так не будет». Понимаете, все делалось под то, чтобы на этом еще получить какой–то капитал известно кому. Мы, мол, их «наклонили», они никуда не делись, признали...

И я недавно об этом сказал: «Вы сами создали такую ситуацию, поэтому терпите». Я не хочу конкретизировать. Очень больная тема. Но уже как человек искренне я вам сказал, что давно надо было это сделать. Но не мы в этом виноваты. Я думаю, что разберемся...

С.Зыков, телеканал «Катунь–24», Алтайский край: Товарооборот между Беларусью и Алтайским краем только за последние шесть месяцев увеличился вдвое. У нас идет сборка ваших тракторов, троллейбусов, установка лифтов. Соглашение между Алтайским краем и Беларусью было заключено 11 лет назад, губернатор Александр Богданович Карлин отслеживает выполнение условий документа. Какие перспективы этого сотрудничества Вы видите как Глава государства?

А.Г.Лукашенко: Вы знаете, вообще, у вас неплохие губернаторы были и есть — они спасли когда–то вот этот процесс нашего единства. Если бы не губернаторы, всё бы развалили. Я ездил много тогда по России и обращался напрямую к губернаторам (это уже «поздний» Ельцин): «Ребята, мы не решаем в Москве эти вопросы, помогите». Надо отдать должное, что никто в Москве не препятствовал установлению этих прямых контактов. И тогда мы здорово и товарооборот подстегнули, и увязали наши государства экономически и политически. На многих я был землях российских: и в Новосибирске, и на Дальнем Востоке, во Владивостоке, не говоря уже о Москве, Питере, Краснодаре и так далее. Вот это, к слову сказать, и спасло наше государство. И вот тогда губернатор ваш приехал (один из первых, это было где–то 11 — 12 лет тому назад) и, как бы ни было сложно, мы договорились с ним. Мы пообещали, что мы сделаем это и это. И вот тогда мы открыли только сборку, сегодня уже это и производство совместное, потому что многое уже начинают делать там, на месте, то, что нам из Беларуси не надо везти. Ну и это же развивает у вас рабочие места, развивает вашу промышленность и так далее. Мы о многом договорились. И сегодня есть хороший результат, хотя не сказать, что это богатейший огромный край: нефть не качаете, на Запад не продаете газ, наверное. Все, как в Беларуси, — от рук, от ума людского, но результат есть.

Мне кажется, что нам надо эти проекты развивать. И с такими регионами, с которыми мы уже имеем вот такую историю, мы особо не бросаемся на какие–то объемные проекты. Мы ищем один–два дополнительно проекта на два–три года, чтобы, реализовав его, ну, может, даже удвоить наш товарооборот, о котором Вы сказали. Это классика.

В.И.Семашко, первый вице–премьер Правительства: Я могу добавить. Вы говорили о том, что собираются тракторы белорусские. Они собирались в рамках договорных отношений. Сегодня мы пошли на создание совместного предприятия. И наш бобруйский завод уже подписал документ соответствующий. Поэтому это будет региональная сборка с максимальной локализацией. Мы предполагаем, что оттуда тракторы пойдут на всю Сибирь.

А.Г.Лукашенко: Вот перспектива. Мы будем работать, расширяя это сотрудничество на всю соседнюю, сопредельную территорию. Кстати, во всем мире мы так поступаем. Если мы пришли в Венесуэлу, это не значит, что мы только венесуэльский рынок осваиваем. Венесуэла — это трамплин во всю Латинскую Америку, где нас не было.

Точно так, я не буду называть страны, мы пришли в Африку. Там создаем базу и оттуда развиваем наше сотрудничество. Если это МАЗ, МТЗ — значит, создаем сборку, производство совместное. И торгуем не только с соседними государствами, а и с половиной Африки. У нас такие опорные точки. Это — перспектива нашего развития. В данном случае ваш край как раз попал в такой перечень. Мы будем на всю Сибирь работать по определенным товарам, готовы и по другим проектам сотрудничать. Но нужна и ваша поддержка. Потому что нам приехать туда и построить новый завод и начать даже сборку — это очень сложно. Поэтому нужны и инвестиции какие–то, и база какая–то, хотя бы старенькая, чтобы вы помогли. И кадры. Поддержка нужна местных властей, как это когда–то сделал ваш губернатор.

А.Андреев, газета «Новые Известия»: Такой вопрос. Скоро начнется модернизация Новополоцкого НПЗ. Насколько активно в этом будут участвовать западные компании и наши российские? Как Вы полагаете?

А.Г.Лукашенко: Вы знаете, Новополоцкий НПЗ мы модернизируем сколько лет уже?

В.И.Семашко: Процесс модернизации никогда не прекращался. Мы каждый год вкладываем 150 — 200 миллионов долларов в модернизацию завода. В этом году это 216,7 миллиона, есть соответствующая долгосрочная программа до 2015 года.

А.Г.Лукашенко: Поэтому мы не ждем никаких инвесторов, мы это делаем сами. И почему всегда в этой нефтепереработке начинаются претензии к нам: «Вот вы там заработали на нашей нефти». Мы просто опередили вас по глубине переработки нефти. И очень сильно. Если вы с тонны получаете половину светлых нефтепродуктов, то мы — до 80 процентов, завтра будет — 90 — 95. Это европейский и мировой уровень. В этом смысл всей модернизации. Я не знаю, были ли вы на НПЗ?

А.Андреев: Были.

А.Г.Лукашенко: Вы видели этот завод. Я когда–то приехал на НПЗ. Это сфера Владимира Ильича, он еще тогда первым вице–премьером не был. Если бы он тогда приехал и посмотрел на этот НПЗ (кстати, ему приходилось начинать, он видел его) — это кошмар был. Почему? Потому что все тогда банкротилось и все надо было продать за копейки. Тогда я сказал: «Нет! Вы продавать не будете. Вы мне поднимете эти предприятия, вы сделаете их, как конфетку, и мы их продадим в 10 раз дороже. Если это будет нужно, если мы не справимся с управлением этим предприятием». Ну неплохое предприятие, согласитесь. Туда даже прийти — чисто, аккуратно, достойно. И в общем–то у нас все основные предприятия, не говоря о гигантах, они в приличном состоянии.

Поэтому мы модернизировали их. И эти предприятия дают хорошие поступления в местный и республиканский бюджеты. Да, нам нужны деньги, нам нужно туда около 2 миллиардов долларов, по–моему, да?

В.И.Семашко: Программа перспективная — это 4,9 миллиарда долларов США. На развитие НПЗ и «Полимира».

А.Г.Лукашенко: Это НПЗ и «Полимир». На два предприятия. Ну пусть 5 млрд. долларов США. Но это гигантские объединения, гигантские. С конечной продукцией по нефтехимии. Мы с «ЛУКойлом» ведем переговоры, с другими. Пожалуйста, приходите, приносите деньги. Будем сотрудничать. Притом, знаете, я всегда так говорю: «Помните, «Газпром» хотел купить у нас 50 процентов акций «Белтрансгаза» (так и по другим предприятиям: «Мы хотим купить»). Предприятие хорошее сейчас. А сколько стоят эти 50 процентов, кто скажет? Никто не скажет. Да, кто–то приедет, оценит, кому–то заплатили, кому–то налили — в одну сторону, в другую эта оценка. Никто не скажет. Это рыночная оценка. Это не балансовая стоимость этого предприятия. Поэтому я всегда говорю: «Ребята, вы хотите действительно работать и быть собственником этого предприятия? Давайте 2 — 3 года поработаем. Приходите, управляйте. Пока не трогаем собственность. Модернизируйте, вкладывайте. Вкладывайте деньги от продажи этой продукции. Никто же не просит ваши деньги. От эффективности вкладывайте. Давайте поработаем. (Понимаете, не каждый раньше этого хотел. Сейчас больше соглашаются.) Вы мне за три года покажите, как вы будете прогибаться на этом предприятии: людей не выгоните, больше им платить будете, а сократите людей здесь — туда переведете, новое производство откроете. Вот так, как я работаю, как государство, заботясь о каждом человеке. Вот тогда через 3 года без аукциона, без конкурса мы договоримся и я вам продам эти 50 процентов или контрольный пакет акций». Ну что тут плохого? Притом гигантские предприятия контролируются непосредственно Правительством и Президентом, они всегда на глазах. Я вам гарантирую, что так будет. И вот те, кто согласился, — мы сегодня видим результат, что не очень–то некоторые уж и прибавили к уровню того, как «неэффективное» государство управляло. А некоторые действительно прибавили. С теми мы будем иметь и дальше сотрудничество... А где гарантия, что он купит и не обанкротится? Где гарантия, что он лучше будет работать? Тем более что ты деньги не несешь и вперед не вкладываешь. Что с тебя потом спросить?

Это просто логика уже этой вот всей кухни приватизационной. Поэтому, если есть у вас толковое предложение, пожалуйста, пусть берут деньги и приезжают, будем разговаривать, притом приоритет будет россиянам. Когда мы обсуждали, с кем строить атомную станцию, вы знаете, что еще важным аргументом было? Что мы с вами на одном языке разговариваем и нам переводчики не нужны. Если это с китайцами, японцами или американцами и французами, а больше никто в мире не строит, то ведь еще и переводчики нужны, и нам непонятно это все. Ну а потом уже и технологии, и деньги, и кредиты. Тут уже примерно одинаковые условия. Поэтому здесь тоже. Мы с вами на одном языке разговариваем, поэтому готовы вести диалог о приватизации в инвестициях.

А.Фролов, газета «Советская Россия»: Александр Григорьевич, собираясь в Беларусь, я совершенно случайно заглянул на сайт американского энергетического агентства и буквально обалдел — там в нефтяном балансе Штатов написано: Беларусь — 600 тысяч баррелей в месяц нефти. Вот у меня вопрос: откуда нефть, из пинских болот, реэкспорт или уже в Венесуэле добываете?

А.Г.Лукашенко: Конечно же, основная нефть — это нефть, которую мы покупаем в Российской Федерации.

Сами мы производим нефти меньше 2 миллионов тонн в год. Там, как Вы правильно сказали, в Полесье. Много об этом тоже можно говорить. О новых технологиях, о реанимации старых скважин, о новых разведках и успехах в этом и так далее.

Начали добывать нефть в Венесуэле. Первые 100 миллионов долларов прибыли мы уже получили. Начинаем добывать нефть в Иране. Да, есть некоторые проблемы. Но мы делаем это за свои деньги.

К сожалению, в нашей родной России нам не дали ни одного месторождения. Почему? Подумайте сами. И, кстати, когда вопрос стоял о приватизации трубы в «Газпроме», я сказал Путину: «Чего спорить: сколько стоит, как стоит? Главное, чтобы я мог оправдаться перед своим народом, что я за нормальные деньги продал. Давай не будем продавать, давай сделаем так: мы 25 миллиардов кубов газа будем потреблять через пару лет. Сейчас 22 примерно... Давай сделаем так: я отдаю половину на данном этапе этого предприятия — «Белтрансгаз». Это ж не только труба. Это же, как я уже говорил, — люди, школы, технологии и прочее. И они всегда нам говорят, и газпромовцы, и нефтяники: «Если бы у нас везде в таком состоянии были предприятия, как у вас «Белтрансгаз» и вот этот нефтепровод «Дружба», то мы бы были счастливы». Мы вкладывали туда деньги. Чтобы модернизировать, чтобы поддерживать на нормальном уровне трубу и все, что с ней связано. Это же не то что трубу положил и забыл про нее. Там тысяча дефектов, и их надо устранять. И мы это сделали. И я тогда говорю Путину: «Слушай, чего спорить? Вы нам даете месторождение, ну на 10 миллиардов кубов газа... Половину нашего потребления. Даже меньше половины. А мы вам отдаем энное количество «Белтрансгаза». Добавляете еще — мы вам отдаем эту трубу. Забирайте, и не надо ничего платить». Ответ: «Хорошее предложение». До сих пор решения нет. Не знаю почему. Все вроде едут: американцы, немцы и прочие, разрабатывают. Белорусам — нет. Может, это своеобразная попытка держать государство на «коротком поводке»? Но это неправильно. Вы видите, что мы за тридевять земель, диверсифицируя этот рынок, ищем добычу нефти. А зачем? Мы могли бы хорошо работать. Достойно работать у вас. Кстати, мы недавно создали предприятие, мне руководитель докладывал, я и поощрял его. Поддерживал. Он начинает учить ваших нефтяников, как на старых скважинах хорошо добывать нефть... Эта технология в Беларуси отлажена. И вот в Венесуэлу мы пошли. Знаете, как американцы у них работали? Уго Чавес мне рассказывал. Добывали так: «Вершки сняли, а там, где потяжелее достать... зачем? Бросили, пошли дальше». Мы пришли, реанимировали старые скважины. В сторону бурим ствол и добываем ту же нефть. То же самое показываем сегодня в Российской Федерации. Да, имеем хорошую прибыль. Но могли бы вы, конечно, и нам, как американцам и немцам, на общих условиях, уже не как братскому народу, разрешить добывать нефть и газ? Но пока...

М.Ушанова, газета «Костромские ведомости»: Александр Григорьевич, у меня вопрос в продолжение разговора о прямых контактах с регионами. Есть ли какие–то общие проблемы, связанные с этим?

А.Г.Лукашенко: Нет. У нас нет с губерниями, с регионами, краями, республиками абсолютно никаких проблем. Абсолютно никаких проблем.

Но скажу откровенно, процесс тут такой. Они приезжают к нам. Они знают хорошо наше производство, знают его уровень. Я уже говорил откуда. Это не только наше изобретение, это многое от Советского Союза. Мы исходили из той высокой базы, модернизировали ее, оснащали, переоснащали. Это наша общая заслуга. Они это хорошо знают. Приезжают: «Нам надо трактор». — «Ну давайте организуем сборку». — «Давайте». И помогали многие. Они молодцы в этом плане. Из Нижнего Новгорода приехал: «Семян бы мне хороших...» Я начинаю разбираться. Министр смеется: «Александр Григорьевич, туда уже наши агрономы поехали, в мешках повезли». Я говорю: «И хорошо. И пусть везут». Попробовали уже на маленьких деляночках. «Растут эти семена?» — «Растут». Мы им тогда поставляем эти семена!

Поэтому у нас нет абсолютно никаких проблем ни с каким регионом. У нас вообще в экономике не было бы никаких проблем, если бы вы сейчас не запрещали иезуитскими методами работать нам на российском рынке.

Ну допустим. Вот кто–то в Костроме, некий Петров, захотел купить трактор МТЗ. Он приходит в банк, как обычно, берет кредит и покупает, как это было раньше. Сейчас правительство Путина сделало так, что тебе под белорусский трактор кредит не дадут. Не только под трактор, под всю продукцию. В лизинг — то же самое. И я подписал указ. Если в сбербанке берешь кредит, то мы процент этот из бюджета Беларуси вашим людям платим. Понимаете... Вроде никто же и не запрещает — на границе же не держат уже, как эти рефрижераторы. Но сделали другим путем. Кому это надо?

С регионами проблем нет. Не мешали бы только...

А.Рувинский, радиостанция «Радио России»: В России есть сегодня очень серьезная проблема, может быть, самая главная — это коррупция. Как Вам, Александр Григорьевич, удается преодолевать эту беду? И что могла бы Россия позаимствовать?

А.Г.Лукашенко: Могу вас «успокоить», в Беларуси тоже эта страшная «зараза» есть.

Вы знаете, я не хочу теоретизировать на эту тему. У вас столько теоретиков — любой канал включи, кажется, всё понимают, как делать, но... цветет и пахнет.

Мне всегда сложно отвечать на этот вопрос. Потому что не очень скромно, но я вынужден об этом сказать: для того чтобы не было коррупции, самое главное — это ты должен быть некоррумпированным. Понимаете? Ты, премьер–министр, председатель Национального банка, первый вице–премьер, рядом еще один вице–премьер... Я не говорю, знаете, что я на 100 процентов убежден, что это «святые» люди. Но никто в них пальцем в народе не показал, что они жулики. Что там «Миша — плюс 3 процента, Миша — плюс 5 процентов». Помните это? В России расхожая фраза. Ну это же о многом говорит. Никто. Я об этом не слышал. А я лично сам контролирую этот процесс, потому что это часть моей предвыборной программы.

Короче, не будешь воровать ты — не будут воровать твои подчиненные, и так по вертикали. Поэтому всегда надо начинать с себя. И никакого прощения не должно быть. Никакого. Даже если это самый близкий человек тебе. Если становится известно завтра и разговоры пошли, что человек коррумпированный и «берет», то ты немедленно должен его убрать от себя. Он не должен занимать государственные посты.

Святое — если мы пришли к власти и договорились, что это должно быть честно. И людям пообещали. Ты должен железно это выполнить. А если ты сам миллиард имеешь где–то, то против какой ты коррупции будешь бороться? А если нет воли высшего руководства и нет этой борьбы жестокой — коррупция непобедима. Кажется, элементарно. Но надо решить сначала эту проблему. И вы знаете, мы же славяне, и как только люди увидят вот этот сигнал, что прощения никому не будет, поверьте, это будет важнее любых законов, которые мы плодим сотнями и десятками. Хотя, конечно, у нас очень мощная антикоррупционная база. Я когда–то был председателем парламентской комиссии по борьбе с коррупцией. Я в этом очень много прожил. И потом, политик должен быть ответственным. Сказал людям, пообещал — делай.

Я не хочу, чтобы вы подумали, что вот тут святой перед вами сидит. Но я чужого ни у кого не взял, а государственное — тем более. Никогда! И когда Буш дважды объявлял, помните: «Счета заморозим, найдем и прочее». Я ему пишу письмо: «Господин Буш, все, что найдете, ваше». (Смех в зале.) Он ушел с поста, но ничего не нашел.

Но вы должны знать, что вам можно что–то спрятать, а Президенту невозможно. Обязательно несколько человек будут знать, потому что Президент один бывает только в спальне. Все остальное под контролем. Везде тебя сопровождает Служба безопасности. Даже если в какой–то ящик сложить или в банку и под яблоню закопать — обязательно это будет кто–то видеть. И обязательно это кому–то станет известно. Поэтому большие начальники в одиночку коррупционерами не становятся. Обязательно есть это дело — группа. Потом мафия — мафиозный клан. Это я тоже знаю по своей работе. Еще будучи руководителем парламентской комиссии. И мы тогда начали войну беспощадно. Ведь тогда еще не было ни в России олигархов, ни у нас богатых людей. И как это было тяжело... Потому что многие хотели за счет этого нажиться.

Ну и вообще вы, наверное, немножко знаете, что как бы у нас ни было трудно с этим делом, и вы, наверное, согласны, что у нас не так, как даже в России. У нас как–то по–божески больше. Ну мы не давим богатых людей. Я бизнесменам две вещи сказал: деньги вы свои должны заработать. Пусть у вас будут миллиарды, сколько угодно, никто вам мешать не будет, это ваши деньги, никто в ваш карман не полезет. И второе — есть политика, есть бизнес. Там свои правила, здесь свои правила. Перепутаете бизнес с политикой, придете с большими карманами, влезете в политику — будете по правилам политики жить.

Поэтому у нас нет такого, чтобы бизнесмен влез в политику или пытался что–то купить. Это чревато страшными последствиями — потеряешь все. Ты — бизнесмен, иди, работай, честно и открыто спонсируй, помогай по закону. Никто не тронет. Если только... Нет, я не говорю, что голову отвернем, просто в политике другие нравы и понятия. Так же? В бизнесе — свое. Или тем, или тем занимайся. У нас невозможно, чтобы купили должность или кресло депутата. Ну невозможно, вы понимаете? У нас невозможно, чтобы человек был назначен за какую–то мзду. Мозги, талант, способности. Ну, может, там ты где–то проскочишь на какую–то должность... но потом все равно через месяц–два мы тебя вычислим... Никаких здесь сверхъестественных секретов я вам не открою. Ничего здесь выдающегося нет. Всё мы знаем, как надо делать. Но надо делать — вот главное.

Ну и дети, семья. Они, если ты государственный человек, должны возле тебя быть. Они не могут быть бизнесменами. Ну представьте: у меня сын — бизнесмен. Ну ясно, что был бы процветающим, так же? И не надо мне никому звонить и говорить, поддерживать. Фамилия сама за себя будет говорить. Никаких родственников, близких в бизнесе быть не должно, а желательно, и дальних. Ни один человек у Президента Лукашенко — ни дети его, ни родные, близкие и дальние, — бизнесом не занимается. У нас вообще–то и нельзя это, а у вас можно... Однажды мы едем, не буду называть фамилию, в одной республике вашей в автобусе. Едет ваш Президент бывший, и руководитель республики рассказывает: «А это вот моего сына, он занимается бизнесом...» Я сижу возле окна и смотрю, думаю: «Ничего себе». Но главное, что меня поразило, — он запросто перед Президентом говорит, что его сын занимается бизнесом. Я так понял, что, значит, у вас это разрешено. А у нас это не разрешено.

В.Шурыгин, газета «Завтра»: Александр Григорьевич, возвращаясь к военным вопросам, в прошедшие учения говорили много о новом вооружении. Скажите, пожалуйста, как идет перевооружение белорусской армии? Участвует ли в этом перевооружении Россия? И где сейчас приобретает вооружение Беларусь?

А.Г.Лукашенко: Я немного отвлекусь от Вашего вопроса. Конечно же, перед Комитетом госбезопасности была поставлена задача мной, чтобы переключились на отслеживание ситуации и всего, что было вокруг учений. И на Западе, и здесь, и разведка, и контрразведка — все они были сориентированы на это. Мне хотелось просто знать, как россияне реагируют. Тысячи людей приехали сюда. Как они видят нашу страну, как они оценивают нашу армию, наше оружие, порядок в армии и так далее? Как наши реагируют на это? Ну это в любом государстве так. Было бы это в России, наверное, тоже эти изучались бы процессы. Как на Западе реагируют на наши учения? Что в момент учений НАТО? Мы имели всю информацию, и с Дмитрием Анатольевичем ее обсуждали, потому что мы очень серьезно занимались мониторингом этой ситуации. И подходя к Вашему вопросу, я, когда читал отчет, мне очень понравилось, там прямая речь просто ваших офицеров и генералов. «Да, говорят, молодцы белорусы. У них, может, нет суперсовременного вооружения, как в российской армии, но они по–хозяйски используют советское оружие. Они его модернизировали, довели до хорошего уровня». Вот эта оценка ваших генералов, не публичная. Мне эту информацию собрали и передали. Поэтому это очень важно подметили ваши генералы и офицеры, что сегодня даже России очень накладно закупать новое вооружение. Поэтому надо выжать все из старого. И мы из Т–72 сделали настоящий Т–80, а по некоторым вещам и Т–90. Почему? Потому что в Советском Союзе мы все–таки были передовым форпостом у вас, мы не строили предприятий по новому производству, а более по модернизации и ремонту. У нас такие предприятия ремонтные есть по бронетехнике, по авиа и так далее. И когда развалился Союз, мы их начали подвигать к тому, чтобы они больше модернизацией занимались. Танк, как я часто говорю в Беларуси, — ну консервная банка. Иногда новый танк — 2 минуты боя и его нет... Поэтому надо было выжать из старого. И мы «научили» танк метко стрелять. Мы поставили самые современные прицелы. Мы защитили броню этого танка активной защитой и так далее. Мы занимались больше модернизацией. И сейчас тенденция в мире не только создавать новейшие образцы вооружения, это очень дорого и под силу таким, как Америка, Китай, Индия. Но и они модернизируют старое, потому что это намного дешевле. Вот наш путь — модернизация этого вооружения. И мы здесь очень многого достигли.

А почему начали это? Если б только для себя, то мы бы этим не занимались, потому что у нас не такие уж большие объемы под модернизацию, и это было бы нерентабельно. Но ведь в мире советского оружия — пруд пруди... И поэтому к нам пошли заказы. И мы по импорту модернизуем, восстанавливаем.

Вот, допустим, истребитель Су–27. Кто знаком с ним, тот знает, что он стреляет исключительно в воздухе, для воздушного боя. Мы его научили «работать» на земле. Он работает, как бомбардировщик. Наносит удары по наземным объектам. И в прошлые учения мы показали россиянам МиГ–29 и Су–27, что они работают, как штурмовики. Это очень крупный шаг. Израиль, Германия, Россия занимаются подобной модернизацией — истребителей «научить» стрелять по земле. Во–первых, это же, ну знаете, с точки зрения материальной большая выгода, когда он не только в воздухе ведет бой, но и бьет по земле. То есть мы можем его в многоцелевом плане использовать. Поэтому мы это сделали первыми. И первые самолеты мы поставили в нашу армию. Сейчас готовы Су и МиГи модернизировать. И заинтересованность очень большая. Это рентабельный проект. Показывают первые наработки — до 70 процентов рентабельность по этой тематике на предприятиях. А может быть, и больше, как договоримся по цене.

Потом, вы знаете, что в советские времена в сфере военно–технического сотрудничества белорусы в технику всегда вставляли «мозги»: математика, оптика, что там еще у нас — система управления и так далее. Мы довели это до уровня мировых стандартов. Вся техника, которую продает Россия, прицелы покупают на нашем БелОМО. С французами в кооперации мы сделали хороший прицел. Это больше миллиона долларов одно изделие! То есть все, что у нас было в те времена, мы довели до мирового уровня. Допустим, прицелы — от автомата, пистолета до самолета, танка и так далее — довели до очень серьезного уровня.

Что касается реформы армии, мы ее закончили. Правда, еще численность у нас не та, которая должна быть. Но это же за год не сделаешь. Мы же не можем людей в погонах выбросить. Спокойно уходят на пенсию. Но мы из 150 тысяч хотим иметь армию порядка 50 — 60 тысяч военных. Но боеспособность, наоборот, удвоить за счет новейших образцов.

В.Шурыгин: А российское вооружение поступает к вам?

А.Г.Лукашенко: В основном это российское.

У нас, может, только пару пистолетов «Глок», и то в Службе безопасности. Вот мне недавно Президент России показал новый пистолет Ярыгина. Наверное, никто из вас его в руках не держал. Прекрасная вещь! Куда целишься — туда и попадает. Я — военный человек, взял этот пистолет (это самое ненавистное мной оружие, я всегда плохо стрелял из пистолета, хуже, по крайней мере, чем из автомата и других видов стрелкового оружия, может, и неплохо, но хуже) и был поражен. Приезжаю в Сочи, он достает из кармана: «Дарю». Подарил этот пистолет со всеми документами. Прекрасная вещь...

Поэтому я вот недавно своим дал команду: если уж покупать что–то (потому пистолеты сейчас же выбирают, есть хорошие образцы и у европейцев, у чехов), то Ярыгина в Российской Федерации. Очень хорошие.

Автоматическое оружие, естественно, оно хорошее. У нас в достаточном количестве стрелковое оружие. Гранатометы. А это моя первая специальность, я в срочную службу гранатометчиком был, с этого начинал, с РПГ–7. А сейчас уже более современные типы.

Поэтому мы покупаем российское вооружение, модернизируем его, доводим до ума, делаем, как нам надо. Но главное не это. Главное в современной войне — это связь и система управления. Мы с Дмитрием Анатольевичем ходили по этим боевым точкам и везде отмечали: связь, система управления.

Раньше, я помню, С–300 по одной цели все стреляли. Вот они засекли цель, и все стреляют. Потому что нет объединения в единый комплекс. Сейчас мы это все автоматизировали, объединили в одно. И из Минска команду дают: «Ты стреляешь по этой цели (никто больше не стреляет)». Одной ракетой не попал, второй. В Ашулуке мы с первых ракет сбиваем все ваши мишени. И первыми, кстати, как мне военные доложили. Все боялись: и украинцы не взялись за это, и россияне. Мы из С–300 стреляли по целям и поразили с первой ракеты.

Поэтому мы кое–чему научились. И я это не зря говорю. Говорят: оружие, танки новые и прочее. Я вам только что сказал — система управления и люди, они должны быть подготовлены. Это не Отечественная война, что «миллион погибло, десять миллионов, двадцать пять угробили». Сейчас за каждого человека надо бороться. Потому что солдат — это очень дорого для любой страны, не говоря уже о ценности жизни.

А.Горлов, «Областная газета», Свердловская область: Александр Григорьевич, мы проехались по республике. Результаты развития и села, и промышленности, честно говорю, сильно впечатляют, даже в сравнении с таким мощным регионом, как Урал. Для себя я объяснение этим успехам нашел такое: белорусы живут своим умом. Но я хотел бы услышать Вашу точку зрения. Для того чтобы достичь таких результатов, надо, чтобы власть и народ были объединены какой–то общей идеей. Какая общая? Может быть, это национальная идея объединяет власть и народ? И на каких принципах основана идеология строительства белорусского государства?

А.Г.Лукашенко: Знаете, мы это назвали «сильная и процветающая Беларусь». А если это на простой язык переводить, то осточертело, находясь в центре Европы, слышать: «Вот они в Европе, там...» А мы как будто какие–то недоделки. И вот лично у меня и, я думаю, у моих членов Правительства сложилось такое мнение: мы можем не хуже их, а в России тем более. Это поднимает народ. И когда еще у нас что–то начало получаться, народ с удвоенной энергией начинает это делать. Понятно, мне спасибо кто–то скажет, даже если не я сделал, а Семашко, такая моя судьба и судьба тех людей, которые руками это делают, а лавры достаются Президенту. Хотя, конечно, и гадость вся потом на Президента, если вдруг что. Я хочу сделать так, чтобы сказали: да, действительно, вот Беларусь при Лукашенко стала европейской страной, вышла на этот уровень. А как народ к этому привлечь? И вот ты должен идти все время впереди со своими коллегами, люди это должны видеть, и им постоянно говорить: «Вот сделали лучше, чем в Европе. Вот сделали лучше, чем в мире, вот это самое современное». И мы не хуже их. И построим эту сильную и процветающую Беларусь. Патетики много, конечно, и прочее... Но Вы же у меня спросили об идее, а идея всегда такая великая, высокая. Мы хотим быть на таком же уровне, как лучшие передовые европейские государства. К этому мы свой народ подтягиваем, вместе работаем на это.

А.Горлов: Хотят многие, а получается у вас...

А.Г.Лукашенко: Хотят... и с коррупцией бороться тоже хотят. Но я только что сказал, что это надо делать. Это тяжело, это жутко тяжело. Народ за тобой никогда не пойдет, если ты «пофигист» в душе и если ты говоришь и не переживаешь это. Недавно я разговаривал с одним очень богатым человеком, который инвестирует в нашу страну. Хороший такой был разговор. Он начинает тоже мне вроде такого рассказывать — о диктатуре, о порядке, обо всем, потом говорит: «Вот вы не первый год, вы устали — не устали?..» Я говорю: «Честно, устал». Вот я когда был руководителем и работал в промышленности, и на селе особенно... Просыпаешься и в окно сразу: уборка идет, погода хорошая — хорошо. Дождь день, два, три — иногда себя замордуешь настолько (а ведь ты же не изменишь эту погоду, ну что там убиваться), что третий день до конца уже еле доживаешь. Думаю: ну все, оторвался, депутатом стал, потом Президентом, ну уже ведь дальше от земли. Но все равно каждое утро смотрю. Вот сегодня такой ураган был — вы все спали, а я не спал. Думаю: Боже мой, положит эту кукурузу. Мы тянули, хотели зерна этого побольше получить. Сейчас масса проблем с этой погодой. Окно открываешь — опять смотришь на улицу. Понимаете? Вот как было раньше, когда ты непосредственно за это отвечал, так и осталось. Это должны видеть люди. Ты все должен переживать. Все! Если ты этого не переживаешь... Поверьте, народ нас нутром чует, особенно славяне. И у нас же не так, как на Западе. На Западе власть вроде бы сама по себе, а люди сами по себе. А у нас же народ такой, что он все с тобой связывает. Судьбу детей своих, свою судьбу и так далее. Ты должен этим жить. Только такие руководители, не только Лукашенко, будут добиваться успеха. Их люди будут понимать.

Несколько сентиментально, несколько, может быть, лирично, но это так. Иначе людей не поднимешь. Мы пережили болтливость. Советскую идеологию. Она правильная была. Но ведь те, кто нам вещал и ее подбрасывал, они так не думали. Согласитесь. Шла тотальная обработка умов. И рано или поздно это должно было рухнуть. Рухнуло. Потому что они не верили в то, что навязывали нам. Я это знаю точно. И это уже с высоты своего положения сейчас оцениваю.

Е.Чеснокова, газета «Республика Татарстан»: Александр Григорьевич, в России уже год одна из популярных тем для разговора — это кризис. Здесь, находясь на территории Витебской области, как–то вот мало было, вообще про кризис не слышно. Складывалось такое впечатление, что как–то и нет кризиса, но все–таки он есть. Какие секторы экономики в Беларуси наиболее от него пострадали? Как люди на себе это ощутили?

А.Г.Лукашенко: Знаете, все, что Вы сказали, это для меня благо. Знаете, сейчас какой кризис? Кризис доверия. Откуда он появился? Запугали народы. Во всех средствах массовой информации обрушили на людей эту лавину: ай–ай–ай, кризис и прочее! Люди испугались. Да, денег не хватало. И этот кризис финансовый есть. Но даже те сбережения, которые люди в спокойной обстановке тратили на стиральные машины, на холодильники, на автомобили, на прочее, они их начали прятать, придерживать. Это переросло в этот кризис доверия. Но это средства массовой информации создали. Вернее, через средства массовой информации создали «мафиози».

Почему я сказал, что в основе кризиса — я первый это сказал — лежит коррупция? И потом в докладе ООН это прозвучало. Но не только коррупция. Угробили триллион долларов в Ираке американцы. Кто сегодня рассчитывается за это? Весь мир! Поэтому и говорю, коррумпированные жулики разворовали, растащили экономику. А началось это с Америки. И об этом надо прямо говорить. И подобное было не только в Америке. Везде это было в больших, крупных и богатых государствах. А сегодня под шумиху кризиса воду замутили так, что трудно сейчас уже разобраться, где и кто виноват.

И тогда я сказал Наталье Владимировне (Н.В.Петкевич — первый заместитель Главы Администрации Президента), она идеологию контролирует: уберечь надо насколько возможно своих людей от этой вот беды. «Кризис, кризис, обвал...» Тогда я и сказал, а вы меня долбали в России за это. Я сказал на заседании Правительства: «В Беларуси кризиса нет. Забудьте. Это у вас может быть кризис. У нас кризиса нет, в том смысле, что болтать про это не пристало. Надо работать, как бы ни было сложно». И мы уберегали людей от этого вот обвала: кризис, кризис... Я даже шутя, где–то бывая, с людьми встречаясь, спрашиваю: «Ну как вы чувствуете кризис?» Они смеются...

Конечно, мы не только идеологически, но и на практике пытаемся уберечь людей. Хоть небольшую, но вовремя зарплату, пенсию даем. Не слишком перегружаем социальными какими–то проблемами, делаем, чтобы больше было своих товаров и можно было их купить. У нас всего этого хватает, лишь бы деньги были, как люди наши говорят. То есть мы пытались как–то народ защитить. И вот Вы тонко подметили, что народ это как–то не чувствует. Но это не значит, что кризиса нет. У нас экспортно ориентированная экономика. Спрос упал. Это проблема... Да еще Россия — главный наш рынок, создала проблемы для нас, блокируя поставку товаров на российскую территорию.

И третье. Это — гиганты. У нас пострадали прежде всего гиганты. Но вот вроде бы БелАЗ, тут мне Владимир Ильич (В.И.Семашко — первый заместитель Премьер-министра) говорит, что чуть–чуть зашевелился, выходит он. Значит, горнодобывающая промышленность оживает в мире. А у нас 30 процентов мирового рынка карьерных самосвалов. У МТЗ, МАЗа — это типа вашего КамАЗа — сложнее ситуация пока. Деревопереработка, легкая промышленность — вроде бы зашевелились немножко. Но в общем за 8 месяцев, по оперативной информации, мы насчитали полпроцента падения ВВП к уровню очень высокого прошлого года. Полпроцента! Но за счет курируемой Владимиром Ильичом сферы, промышленности. Республиканской собственности промышленности. Но он мне пообещал, что на полтора–два процента плюс ВВП на конец года мы выйдем. Если выйдем при таком падении во всем мире, то это будет хорошо. Тем более мы сейчас сделали ставку жесткую на то, чтобы не работать на склады. А там, где что–то накопилось, мы просто — от Президента до директора предприятия — работаем над разгрузкой этих складов. По две, пять единиц, десять, тысячу единиц, но мы везем за тридевять земель. Но чтобы только продать эту продукцию.

И если, действительно, правда состоит в том, что мы дно кризиса прошли, уже оживление какое–то началось, ну, может быть, и выживем. Поэтому... я очень надеюсь. По крайней мере, если раньше продукцией сельского хозяйства были склады забиты, сахар некуда было девать, так сейчас только дай сахар белорусский. Берут с удовольствием. Украина просит мясо, молоко. Россияне «молочные войны» устроили, а сейчас говорят: «Ребята, вы там посмотрите... В III — IV кварталах у нас будут проблемы с молоком. Вы нам, пожалуйста, продайте». — «Так мы же пообещали Украине». — «Но мы же ближе». Поэтому мы сейчас накапливаем вам молочные продукты, сухое молоко. И я, кстати, Путина предупреждал: «Не надо с нами воевать в май — июнь, когда пик молока. Ведь будет поздняя осень и зима, вот тогда будут проблемы. Поэтому не надо воевать». Вот видите, так и случилось. Министр сельского хозяйства говорит, что вы там, белорусы, посмотрите, мы согласны у вас купить. Конечно, мы россиянам продадим. Я вот недавно поручение своему министру дал. Говорю: «Где угодно бери, даже, если не хватает, кого угодно «дои», но, если россияне просят, — надо продать. Потому что надо смотреть в будущее, в будущий год, следующий. Это наш рынок. Мы не должны уходить с него». И люди нас нормально воспринимают, даже по вам вижу, что готовы покупать белорусское, устраивает.

Д.Тельманов, «Газета»: Александр Григорьевич, о чем Вы не договорились с Путиным? В чем, собственно, причина, почему до сих пор Беларусь не признала Абхазию и Южную Осетию? И вопрос «газовый». Я родом из Нового Уренгоя. В Беларуси живут люди, которые в семидесятые годы, восьмидесятые строили там инфраструктуру для добычи газа. Здесь они не получают вот эту северную пенсию, которая есть в России. В чем здесь причина? Почему вы не можете поддержать «газовых» пенсионеров, которые волею судьбы оказались на территории Беларуси в старости?

А.Г.Лукашенко: Хорошо. Мы это с правительством России и Президентом проработаем. Я думаю, что они должны перечислить, как это обычно бывает, нам эту часть пенсии, северной, и мы ее здесь выплатим нашим гражданам. Без проблем. Я почему так говорю? Потому что мы затрагивали эту тему. Я уже здесь не говорил вам, но, коль Вы затронули в таком плане эту тему, я скажу, что особенно с Владимиром Владимировичем у нас часто были столкновения на этой почве. Я говорю: «Ты не забывай, что не только россияне (тогда же никто не делил, россияне или белорусы), но и мы строили». А мы, белорусы, строили компактно, целые города (как этот белорусский город называется? Лангепас, по–моему). Я туда ездил. На вечной мерзлоте построили город белорусы. Мы умели нефть, газ добывать. Кстати, мы сейчас газ разрабатываем в Венесуэле — у нас же газа нет. Но, пользуясь опытом россиян, русских людей, белорусов, старожилов, которые это делали там, в России, мы разрабатываем в Венесуэле эти месторождения. То есть, действительно, я говорю: «Ну почему вы всегда нас «наклоняете» по нефти, по газу? Мы же там это у вас всё строили, деньги вкладывали — от санаториев до месторождений». — «Это была общая страна, теперь это все российское». Как пенсию платить — вы нас заставляете. Поэтому давайте...

Это хорошо, что Вы сказали. Надо этот вопрос поднять, что люди у нас требуют: дай пенсию. У вас денег много, вы на тех месторождениях, которые они построили, сейчас получаете газ и нефть, нам продаете втридорога, но пенсии нам надо платить. Вы очень правильно подняли этот вопрос.

Следующий вопрос по поводу Осетии, Абхазии. Я не хочу бурю в стакане поднимать, поэтому я сказал: давайте, ребята, не будем сегодня... Потому что будет очередной бред. Завтра газеты опять приплетут 500 млн. долларов эти несчастные. Не надо. Я уже последний раз, разозлившись, сказал Президенту и премьер–министру России: «Если для вас это проблема на Высшем Госсовете, не пишите, пожалуйста, больше в газетах, и не надо нам ваши 500 миллионов». Полтора миллиарда наши «враги», в кавычках, дали недавно — Международный валютный фонд, который дико нас ненавидел. Соглашение на 3,5 миллиарда подписали.

Нам надо разобраться и пройти тот путь, который прошла Российская Федерация при признании. Вы даже через парламент этот вопрос пропустили. У нас сегодня начинает работать Парламент.

Д.Тельманов: А сроки?

А.Г.Лукашенко: Вас кто–нибудь попросил спросить?

Д.Тельманов: Нет. Мне самому интересно.

А.Г.Лукашенко: Как только я подпишу указ, я попрошу пресс–секретаря: сразу позвоните главному редактору, потому что Тельманова можем не найти... У нас это сделают, имейте в виду. Я не просто для красного словца это говорю.

Д.Тельманов: Будем ждать. Спасибо.

А.Г.Лукашенко: Поразительно ваши вопросы похожи на вопросы некоторых товарищей из Российской Федерации. Поэтому я спросил: «Вас попросили задать эти вопросы?» Ведь вы знаете, как Владимир Владимирович говорит: «Ну кто–то признает или не признает эти республики — для нас не важно, мы не настаиваем. У людей разные мнения...» Я говорю: «Ну раз так, тогда зачем поддавливать меня?» Наверное, все–таки не так?

Д.Тельманов: Не знаю...

И.Слуянов, телерадиокомпания «Молодая культура Сибири»: Я один из тех, Александр Григорьевич, журналистов, о которых Вы сказали, что они являются ветеранами пресс–туров. Но самое удивительное в том, что, сколько мы ни объездили, все время продолжаем открывать Беларусь для себя. И я на Витебщине опять получил огромные впечатления. И Вы знаете, у нас даже среди журналистов какое–то особое братство сложилось, какая–то партия. Мы высказываем, даже я, может, скажу коллективное мнение о том, что мы ощущаем у вас здесь. И прежде всего, конечно, особое спасибо за Полоцк. Мне кажется, это недооцененная святыня, потому что, знаете, все христиане мчатся в Иерусалим, мусульмане — в Мекку, Медину и так далее. Нас, славянские государства, должны объединять еще какие–то духовные святыни. Не только экономика, не только тракторы, дороги и молоко. Эти священные места, святая земля, где лежат мощи Евфросинии Полоцкой, — эти святыни общие для нас, для всех славян. И поэтому особое спасибо хотим высказать вам за это.

Но вопрос все–таки у меня жесткий. В название нашего пресс–тура вынесена тема Содружества, Союза государств. И пока у наших журналистов не было такого вопроса, я решил его все–таки задать: почему буксует интеграция? Почему буксует процесс развития Союзного государства?

А.Г.Лукашенко: Зря Вы у меня просите извинения. Я просто Вам задам, может быть, риторический вопрос, может быть, по существу: а Вы этого хотите? Союзного государства или этого содружества, как Вы сказали, на классических, честных принципах?

И.Слуянов: Лично я хочу.

А.Г.Лукашенко: Это лично Вы. Но Вы знаете, что я имею в виду, задавая Вам этот вопрос. Единственное, хочу за себя сказать, и «Новым Известиям» прежде всего, и «Газете». Вы не должны видеть во мне противника. Вы знаете, на Западе за что меня начали «костылять» и когда? Когда мы подписали первое соглашение с Российской Федерацией. А прежде чем подписать, я этот вопрос вынес на референдум. И вы знаете, в какой период я пришел к власти, когда я стал Президентом? Вы знаете, кого я сменил? Это был период, когда за 2 — 3 года редакторов «Газеты» (тогда ее еще не было), образно говоря, «посадили на чемоданы». У нас все русские сидели на чемоданах. А кто определил, что это русский? Были у нас деятели. И еще 2 — 3 года — и у нас были бы необратимые процессы пожестче, чем где–то в соседних государствах. И это в Беларуси... И в этот период меня, мальчишку, в 38 лет Господь кинул на эту «Голгофу». 15 человек команды. Ни денег, ничего... Вот пришел, сел в кабинет. Полки пустые, все обваливалось, обрушивалось. Вылезали сами, потому что в России ситуация была не легче. Пообещали, что от советского рубля не откажетесь — кинули. Мы советских рублей накопили, а Ельцин ввел российский рубль. Никому мы оказались с этими рублями не нужны, да? А мы же за эти рубли тракторы, автомобили поставили... Мы остались с этими бумажками. И сегодня нам говорят: «Мы вам российский рубль дадим». А я Путину говорю: «Да мы уже наелись этого». Это не при мне было, но я расхлебывал эти последствия. Мы уже видели это, поэтому это нас настораживает. И я задаю вопрос: «Слушайте, а почему вы сразу нам предлагаете российский рубль? Почему? Давайте, как в договоре записано, что нам надо сначала создать Конституцию Союзного государства. Где будет прописано, какая валюта, какой общественный строй, какие органы власти, управления и так далее. Это же подписано... Мы с Путиным обменивались ра­ тификационными грамотами, он уже утверждал это соглашение. Почему отходим? Почему вы от этого отходите? Кого вы боитесь? Вы что, белорусов боитесь или Беларуси? Так мы меньше вас. У нас нет ядерного оружия, углеводородного сырья. Почему вы не хотите идти на объединение честно и на классических принципах? А первый принцип — это равноправие. Или снобизм, что вы большие, а мы маленькие? Ну тогда не надо обманывать ни нас, ни себя. Раз вы нас считаете еще «недоразвитыми», тогда какой может быть союз? Но это же не так. Никто в России не скажет, что белорусы отсталые, такие–сякие. Тогда в чем дело? Почему мы начинаем строить дом с крыши? «Вот вам валюта, вот вам там еще что–то». Я спрашиваю: «Зачем вы нам предлагаете валюту свою, российскую? Объясните». Никто не объясняет! Тогда у нас возникают вопросы: может быть, уберем белорусский рубль, который сегодня укрепляется, пользуется доверием. Нам дадут российский, потом приватизация, либерализация пойдут, и все, как это в России. И коррупция следом... «И вообще, может, мне за зарплатой на поклон придется ехать в Кремль, как это было когда–то?» — я цитирую самого себя, когда я разговаривал с Путиным, когда он мне предложил, что российский рубль — это благо. Скажите, зачем, что за этим стоит? Почему мы отказываемся от того процесса, который подписан в договоре мною и вами? Почему?

Чего вы боитесь? Вот вопрос. Ну и поскольку это кое–кому не надо в России, а процесс–то популярный, и не только среди таких людей, как вы, но и в народе, надо на кого–то свалить. Сделали врагом Лукашенко. Ну а как Лукашенко ответит, что он не враг? Ну как ему сказать? ОРТ у меня нет, РТР у меня нет, НТВ у меня нет, даже в газете меня не публикуют, а если публикуют — враг!

Вы думаете, я не знаю, какие процессы проходят, когда мы вас собираем и по вашему желанию приглашаем в эти пресс–туры? Да знаем. Знаем, когда где–то зовут, говорят: «В Беларусь ты не поедешь, а если поедешь, имей в виду, материал твой не пойдет. А если и пойдет, пойдет так, как я скажу». Многих просто не пускают. Не пускали и не пускают. Ну так же было?

И.Слуянов: Так.

А.Г.Лукашенко: Мы знаем эту всю информацию. Мне докладывают. Почему, спрашивается, если вы хотите с нами равноправного, честного, порядочного союза? Так кто в этом виноват?

И мы в этом плане должны взять ответственность на себя и сказать, что мы виноваты, руководители, в том, что этого не произошло. Причина исключительно субъективная. Я ее не буду называть, вы ее хорошо знаете. Но волков бояться — в лес не ходить. И не надо из меня делать там идиота: «А–а, Лукашенко...» Раньше при Ельцине... Газеты пишут: «Лукашенко рвется в Кремль схватить эту шапку Мономаха». Да Господь с вами! Президентом России или Беларуси может стать только гражданин России или Беларуси. Зачем вы это пишете? Я — не гражданин России. Мне здесь этого всего хватает... Но я могу задать и задавал по–другому вопрос: ну если мы объединяемся, почему вы не говорите на Президента России, что он хочет поглотить Беларусь? Почему? Поэтому я вам могу задать в этой связи массу вопросов. И не ищите ответы в плоскости Беларуси. Нам выгоден был этот Союз. Он нам выгоден и сейчас. Только давайте его строить на тех принципах, которые выработало человечество. Если мы отойдем от этих принципов — он развалится. Мы пойдем вопреки народу. Если вы не будете уважать, объединяясь с белорусами, Беларусь, если вы как гигантская страна, даже как старший брат не подойдете к младшему и его как–то не то что не заинтересуете, не предложите ему еще больше, чем себе на этом этапе, — так не получится ничего. Мы же не просим у вас: «Слушайте, дайте нам чего–то там». Мы же подписали с вами соглашение. Давайте на равных условиях будем работать и в России, и в Беларуси: для субъектов хозяйствования, для людей — равные условия. Мы же не просили каких–то льгот... Подписали договор. А потом Путин дал МИДу команду выйти из этого договора. Россия, я не припомню таких договоров, из которых бы Россия выходила. Она вышла из договора со своим союзным государством... Ну как это понимать? И вы сегодня констатируйте, что мы не нахлебники, что мы даже в этих серьезных условиях, имея газ, нефть и прочее намного дороже, чем в России, выкарабкались. Ну так давайте сейчас, когда вы понимаете, что мы действительно не нахлебники и что мы не хотим, к нефти, газу, к трубе присосавшись, что–то иметь, давайте сейчас двигаться. Но честно. Вы имеете такие же права у нас, как мы у вас. Но это же нормально. Какую беду мы принесем России? Не хлынет белорусский народ на просторы России. Поверьте, не хлынет. Но, наверное, не очень–то и россияне сюда хлынут. Потому что у нас сейчас проблем нет в этом.

Бояться миграции не нужно, она будет естественной. Другие вопросы тоже «разрулим». Только нам надо выбросить все вопросы субъективного плана. Вот в этом вся проблема, если вы настаиваете на откровенности.

Г.Бортник, общественно–политическая газета «Брянский рабочий»: Глубокоуважаемый Александр Григорьевич! Мы в ходе пресс–тура увидели много хорошего, что относится к сфере культуры и образования. Посетили усадьбу Репина, гимназию... И вот уже по этому ясно, что в вашем государстве оказывается забота этим важным, на мой взгляд, сферам. Мне бы хотелось спросить у Вас: из чего исходит белорусское государство и Вы как его руководитель, уделяя такое внимание этим сферам — культуре и образованию?

А.Г.Лукашенко: Вы знаете, я не буду говорить громких слов. Я просто скажу, как я это переживаю. Я не скажу, что я великий знаток искусства.

Но, во–первых, если государство не имеет высокого уровня культуры, оно не может себя называть цивилизованным. А я хочу, чтобы мое государство, где я первый Президент, было цивилизованным. Без культуры это невозможно.

Вы знаете, я очень часто бываю на концертах. Когда Президент присутствует, естественно, там все хотят показать лучшее. И часто на «Славянском базаре» в Дни Беларуси, Украины, России стараешься показать перед другими все самое хорошее. Раньше Путин приезжал, Кучма. В белорусский день сидишь и смотришь, что вот все, что на сцене, это в основном государство сделало: костюмы шикарные, хорошие произведения и исполнение, наши композиторы, инструменты музыкальные самые лучшие и так далее. Ну и вообще, если вы были на «Славянском базаре», амфитеатр мы уже почти до ума довели. И вот я смотрю на сцену, и, знаете, я горжусь, что это мы создали. Это не какой–то там частник, спонсор, хотя и россияне, и наши помогали: кто свет купил, кто там звукоусиливающую аппаратуру. Я этим горжусь, потому что в какой–то степени я причастен. Что я в этом плане делаю? Вот у нас хороший балет, у нас хорошая опера, но никудышный был оперный театр, где они базировались. И лет 8 назад, наверное, я приехал туда, говорю: «Отведите меня на репетицию. Я хочу посмотреть, как все–таки готовятся артисты, ведь, говорят, балетное искусство — это тяжелое дело». Они меня отвели... Жуть! Я как посмотрел, как они репетируют. Пошел по этому закулисью. Занавес вроде ничего, когда из зала смотришь. Я прошел, мне стало страшно. Сходите сегодня в оперный театр после того, как мы его за 3 года «именем революции» под моим контролем сделали. У вас вроде в 10 раз затрат больше понесли, но до сих пор в порядок не привели Большой театр. А мы свой театр — за 3 года. Самая современная сцена. Суперсовременные, космические технологии. Купили на Западе, привезли. Почему я это сделал? Я же сказал: есть балет хороший, специалисты хорошие, оперные певцы, подготовка у нас, образование получают хорошее, а база была никчемной... И что я должен был как Президент сделать? Я должен был прийти и сказать: «3 года — и мы должны сделать суперсовременную базу». Мы ее сделали. Сейчас любо–дорого зайти, начиная от гримерок и заканчивая сценой. И так везде. Я оперный привел в пример, а вот, например, эта Национальная библиотека. Мы говорим — библиотека, но это политический, это культурный центр. Здесь же не только библиотека. Здесь сосредоточено все. Самые новейшие технологии. По всему миру поехали и взяли самое лучшее: телелифты эти взяли у французов, по–моему, спайдерное остекление вокруг взяли у немцев. Я вникал в эти все детали. И стекло это уже делаем у себя — все делаем у себя. Библиотека была построена, а вот этот центр, где вы сидите, мы потом уже достраивали. Все белорусское здесь уже. Начиная от ковров и заканчивая вот этими специальными люстрами, которые изобрели наши люди.

И так везде. В агрогородке, я уже вам говорил, — у нас социальные стандарты, начиная от уличного освещения на селе и заканчивая домом культуры. Вот эти стандарты были доведены указом Президента — умри, но сделай. И они все сделали. Приезжаю в какой–то регион, мне сразу докладывают: «Социальные стандарты. Это сделано. А на это у нас еще год есть, и мы доделаем». И вот от дома культуры до вот таких центров культурных, как оперный театр, филармония... Филармония. 5 лет назад была сараем. Сейчас зайдете — подумаете, что в музей пришли. Творите. Музеи сейчас строим. Старый уже не годится музей истории Отечественной войны — начинаем новый строить. Мы еще что–то помним — нам рассказали, хоть мы и не участники войны. А что дети будут знать об этой войне, где погибло море людей? Но главное, что мы мировую цивилизацию спасли. Что бы с ней было, если бы не мы: россияне, белорусы, украинцы, народы Советского Союза? Это надо оставить. А оставить можно только вот этим памятником. Построим, чтобы человек приходил — наши внуки и внуков наших внуки, дети их приходили, смотрели: «Да. У нас предки были настоящие». Я из этого исхожу. Я должен эту материальную основу заложить, насколько это возможно. Вот что такое культура. Культурные просвещенные люди — они же, знаете, порой все такие надутые, напыщенные... Я помню встречу с белорусскими писателями. Пришли ко мне: «Не издают, не печатают, плохо то, плохо это». — «Хорошо. Стойте. Кто написал «Войну и мир»?» Они мне называют автора. Я говорю: «Сам знаю. Из вас кто написал?» — «Никто». — «Положите мне сейчас на стол «Войну и мир», я завтра миллионным тиражом издам». Ничего нет на поверку, так чего вы ко мне пришли? Что я буду ваши боевые листки издавать, так это не моя функция. Они нужны, но это не мое. Я «Войну и мир» издам, в крайнем случае, «Поднятую целину». Нет ее... Понимаете, надо сделать так, чтобы у них не было возможности тебя упрекнуть. «Содержать, — я им сразу сказал, — на бюджете не буду. Чуть–чуть еще помогу. А дальше пишите. От налогов освободим, еще чего–то там поможем. Пишите». Разговаривать умеем, а писать — нет. (Смех в зале.)

То же самое и в спорте. Вот мы заканчиваем уникальный спортивный центр. Будете мимо ехать, посмотрите. К Дню Октябрьской революции мы его откроем (7 ноября у нас праздником остался). Раньше это был день, когда народу дарили подарки: метро вводили, еще что–то. Мы это оставили. 7 ноября — рубеж, к этому сроку сдаем основные объекты. Вот спортивный центр. На 15 тысяч огромнейший культурно–спортивный центр, хоккейная коробка, конькобежный стадион и велодром — самые современные в мире. Я когда начинал строить, сказал, что это будет потрясающая вещь, еще мощнее, чем библиотека. Мы заканчиваем это строительство. Я иногда на вертолете летаю (там всегда мой маршрут проходит) мимо, просто даже сверху посмотреть — душа радуется. Но раньше не было где тренироваться велосипедистам, конькобежцам. Да, хоккей развивается, тут есть уже площадки. Но это будет 15 тысяч. Что еще не хватает для того? Почему не выигрываете? Голову опускают.

Поэтому вот для меня, что такое культура — давайте результат, вот вам деньги за хороший результат. Нет результата — нет денег.

Также и «Беларусьфильм» сейчас перестраиваем, киностудию, хотя все россияне снимаются здесь. Поэтому разговоры хорошо, но людям надо дать удочку, пусть ловят рыбу. В культуре то же самое, я это делаю. И ни в коем случае не заигрывать с этими «культурными гигантами», как они сами себя порой называют. Давай результат — пиши песни, исполняй, пиши произведения современные. Будет это — платим деньги. Ну если хорошие произведения, так и деньги не надо государства, купит народ — и получишь деньги. Ну и поддержим, не проблема, если хорошие. У нас каждый год десяток премий «За духовное возрождение» вручается. На Рождество с православной церковью, с владыкой идем, и тому, кто достиг этого великого, — я вручаю.

Повторю, что цивилизованного государства без культуры нет. Но носителями этой культуры, согласитесь, должны быть не болтуны. Понимаете? Мы каждый год вручаем 10 премий «За духовное возрождение» и специальные премии Президента деятелям культуры и искусства. И вручаем не все премии. Некоторые на премии не тянут. Премии есть, а никто не прыгнул, никто на этот уровень не вышел, поэтому и не вручаем. Но она есть, огромная премия, иди, возьми ее. Но принеси что–то, а не просто так.

П.Легкий: Александр Григорьевич, у нас пресс–конференция была запланирована на 2 часа, мы уже 3 часа работаем...

А.Г.Лукашенко: Давайте поступим по старому принципу: короткий вопрос — короткий ответ...

Е.Козлова, издание «Кредо. Очень полезная газета»: Уважаемый Президент, спасибо за хлеб–соль от всех нас и за нынешнюю встречу. За Полоцк двумя руками поддерживаю. Надо создавать духовную Мекку там. Обязательно. В газете «СБ. Беларусь сегодня» мы месяц назад опубликовали материал Красноярского завода цветных металлов (интервью с руководителем завода). Всколыхнули спрос, и сейчас завод с нашей подачи создает золотую коллекцию с национальными святынями Республики Беларусь. Будет предложено, посмотрите, что это будет...

И у меня вопрос. Если власть не ушла из экономики, влияет ли она на ценообразование?

А.Г.Лукашенко: У нас не заоблачные цены, но мы их сейчас не придавливаем. Контролируем. Контролируем очень серьезно. Но только видим, если кто–то это делает уж слишком... У нас знают, что есть такой контроль, поэтому не очень–то пытаются голову высунуть, потому что можно ее потерять. На беде народной наживаться не надо. Да, мы контролируем цены, серьезно контролируем. Но, мне кажется, сейчас меньше, чем когда–либо, потому что на меня эта проблема Правительством не выплескивается. В августе вообще была дефляция. То есть пошло падение цен. Понимаете, это хорошее дело — ценообразование, рыночное. От спроса и предложения. Но ни у нас, ни у вас этого нет. У нас этого нет, потому что мы вмешиваемся в ценообразование. Вы не вмешиваетесь и считаете, что у вас от спроса и предложения образовываются цены. Чепуха. Как договорятся жулики–олигархи, или как вы их называете, так и будет. У вас по одной причине, у нас по другой нет этого. Я понимаю, что в мире, наверное, нет таких процессов, которые не надо было бы регулировать в большей или меньшей степени. Мы регулируем ценообразование. Но не сейчас, когда падение цен. Хотелось бы мне, чтобы предприятия продавали подороже продукцию. Сейчас, поймите, сейчас главное — не то, чтобы ниже колена понизить цену. Не это главное. Главное сейчас — какие бы цены ни были, спасти предприятия в кризисной ситуации. Потому что, если мы и цену понизим, то мы еще один удар нанесем по предприятию. У них не будет денег. Мы загубим предприятия, а значит, рабочие не будут иметь рабочего места. Поэтому это специфическая ситуация, где, если и вмешиваешься, то только точечно, там, где надо.

Е.Бадякина, газета «Северный Кавказ», Кабардино–Балкарская Республика: Мы прекрасно знаем о том, что у вас здесь происходит, и с огромной завистью воспринимаем то, что у вас такая мирная, спокойная и достойная жизнь. У нас, к сожалению, давно уже забыто о мирном существовании. У нас война, теракты, взрывы стали нормой жизни, и мы уже к этому привыкли.

Но у нас еще и беда к тому же, что постоянно растут коммунальные платежи. Вот сейчас в нашем регионе почти 100 долларов за 1.000 кубов газа для населения. Вот я удивилась, когда узнала, что в Беларуси об этом не знают. Я даже платежку могу показать. И цены постоянно растут. Буквально каждые 3 месяца у нас монополисты, газовщики, поднимают для рядовых потребителей цену на газ. Уже даже выше пенсии коммунальные платежи, люди у нас не могут платить. У нас нарастают долги по коммунальным платежам, людей выселяют из квартир за долги. Это чудовищная проблема. Я думаю, во всех регионах люди могут рассказать немало жутких, страшных историй. Как журналисты мы сталкиваемся с этим постоянно. И нам интересно, как вы заботитесь именно в плане погашения, поддержки коммунальных хозяйств? Как вы поддерживаете какие–то приемлемые цены для людей, хотя вы в общем–то покупаете наш же газ? Но вы умудряетесь держать для людей вполне приемлемую цену.

Я хочу обратиться к вашим СМИ и им вот такое пожелание выразить: рассказывать побольше о реальной жизни в провинции в России. Не в гламурной Москве, не на Рублевке. Почему–то ваша молодежь как–то немножечко романтично воспринимает жизнь в России, в Москве, что там особняки, дачи и прочая красивая «дольче вита». Мы хотим сотрудничать с вашими белорусскими СМИ чаще и активнее. Пусть они больше обращаются к нам. Не к Москве, не к тем центральным изданиям, где, как вы сами понимаете, определенная линия, а к реальной живой России, которая и есть самая настоящая, провинциальная Россия.

А.Г.Лукашенко: Что мы, кстати, и делаем, обратившись к вам. В 7–й раз вы к нам приехали. И спасибо вам за то, что вы несете эту правду людям. Мы знаем жизнь в России. Знаем, что такое Москва. Знаем, что такое Рублевка. Знаем, что такое провинция. Потому что наши люди там бывают. Мы знаем, чем вы живете.

Что касается «коммуналки». 32 процента от реальной стоимости платят наши люди. А мы ведь действительно немало платим денег за газ и нефть. Мы дотируем людей из бюджета, потому что они не в состоянии оплатить всё. И я почему точно эти цифры помню — потому что совсем недавно Правительство внесло предложение, что 32 процента — это мало, даже МВФ нам говорит: «Что мы вам будем давать кредиты, если вы с народа не берете нормальную цену?» Это их условие. Я сказал: «Нет. Я пока не готов даже на 5 долларов повысить цену в целом на коммунальные услуги. Это надо делать постепенно, повышая доходы населения».

Поэтому 32 процента пока. Ну что же? Будем как–то мучиться, выходить вместе с народом из этого кризиса. Побогатеем — подтянем. Когда–то у нас и половина была. А потом опять откатились, потому что у людей доходы не так растут, как раньше.

Поэтому главное — люди в государстве. Мы тоже повышаем тарифы. А куда денешься? Если газ в два раза подорожал... Конечно, мы не в два раза, а чуть–чуть начинаем двигаться по цене. Люди недовольны. Я им пытаюсь объяснить это. Они мне верят, понимают. Но все равно, знаете, больно. Потому что не такие уж богатые люди у нас, недалеко мы ушли от России в этом плане. Хотя у вас средняя зарплата выше. Но я понимаю, из чего она складывается. Это же не на Северном Кавказе зарплата.

Я, конечно, хорошо знаю ваш регион. Я встречался с вашим руководителем. Мы обсуждали многие проблемы. У нас работают многие ваши люди и в ВПК, и в других структурах. Очень хорошо работают. Кавказец для меня — это человек дела, слова. Сказал — сделает. Вот сколько я ни сталкивался, это крепкие, настоящие люди. Я часто в пример их привожу.

Мне кажется, что недалек и тот день, когда вы будете нормально и спокойно жить, как это было когда–то у вас, потому что такие люди тоже не заслуживают такой участи, которая сейчас обрушилась. Хотя там сейчас перекресток этих тяжелых проблем и вопросов у вас, и даже не чисто российских, вы это прекрасно знаете. С этими проблемами надо разбираться.

Д.Яцковский, телеканал «Вести Санкт–Петербург»: У меня простой, не концептуальный вопрос. Как Вам удалось добиться чистоты и порядка на улицах городов Беларуси? Я думаю, что этот вопрос Вам не первый раз задают. И применили ли Вы для этого Вашу президентскую власть?

А.Г.Лукашенко: Если Президент проезжает мимо и обочины не обкошены, а он спокойно смотрит на эту дорогу или объезжает эти ямки (а я езжу много, летаю еще больше, а сверху все видно как на ладони), или если не видит — это катастрофа. Все начинается с головы. Это простая истина. Если я, видя это, не принимаю мер, — никто не будет этим заниматься. И у вас так будет. Если ты не видишь этого, не понимаешь — катастрофа для государства.

Конечно, я помню, лет 13 тому назад я садился за руль автомобиля и без охраны (об этом много писали в России и показывали) ехал по Минску. Заезжал в такие дебри... И после этого так плохо становилось всем начальникам в Минске, что они смирились с тем, что лучше сделать, потому что неизвестно, куда поедет... Лучше уж начинать все подряд переделывать, доводить до ума. Не везде всё сделали — у нас нет таких денег, как у вас. Все сразу не сделаешь. Где–то люди бесплатно делают. Люди у нас не гнушаются. У нас субботники проводятся, как когда–то. Мы вычищаем страну, за неделю до субботника, даже, может, за месяц, Минск начинает приводить себя в порядок. А сам субботник (когда–то ленинским его называли, в апреле месяце обычно) — это уже завершить эту чистку. И после субботника у нас чистота и порядок. Ну и потом, я же хочу, чтобы у меня страна цивилизованная была. Ну а как, если лица нет? Поэтому должно быть чисто и аккуратно. Когда мы уже этим начали заниматься, это оказалось вполне естественно и это ведь недорого стоит. Ну купили какую–то машину, которая улицы убирает, «Бродвей», штатовская. Что мы будем их все время покупать за бешеные деньги? Сделали такую сами. Она проехала и аккуратненько вдоль бордюра всю грязь собрала в кузов. Это недорого стоит сейчас. Просто этим надо заниматься. Но чистота — это, наверное, наш брэнд, можно сказать. И мы так стараемся и в селах. До ума села доводим, чтобы там было чисто, красиво и обязательно чтобы цветы росли. Я, например, очень люблю цветы, очень. И когда я приезжаю в деревню, а там, знаете, как в былые времена, все благоухает: георгины, гладиолусы... Ну просто приятно посмотреть. Поэтому мы это поощряем и поддерживаем.

Т.Степаненко, газета «Курск»: Вот Вы начали сегодняшнюю нашу встречу словами, что главное богатство Беларуси — это люди. Вы знаете, вот есть один кризис, который, наверное, существеннее, чем финансовый кризис, — это демографический. Какова ситуация в Беларуси?

А.Г.Лукашенко: Я очень рад, что у нас ситуация меняется. Не вчера началось и не сегодня, а года три тому назад.

Меня радует то, что пошел прирост населения. Значительный прирост. Прирост в том числе за счет того, что огромное количество людей к нам едет. Я подписываю документы о гражданстве. Вижу, что прирост порой до 30 — 40 тысяч. Целый город приезжает за один год. И из России очень много людей к нам приезжает. Из Украины поменьше. Из других республик бывшего Союза очень много людей приезжает.

Но все равно смертность еще высокая... Но переломили. Три года назад значительно переломилась тенденция. Мы это отслеживаем, у нас есть специальная демографическая программа, в Правительстве. Мы ее разработали, предусмотрели очень большие льготы. У нас, если имеешь троих детей, — ты фактически жилье получаешь бесплатное.

Это для нас самая большая проблема. Очень серьезную проблему затронули. Все можно сделать, когда есть люди. Но на нашей земле должно жить минимум 30 миллионов человек, а не 10. Мы это знаем и основательно, серьезно занимаемся этими вопросами.

А.Муслимов, телеканал РБК–ТВ: У меня вопрос в продолжение интеграционной темы. Планируется подписать Таможенный кодекс между Россией, Беларусью и Казахстаном. Вот по Вашим ощущениям, реально ли до этой даты преодолеть все противоречия, которые существуют? И какой вопрос вызывает у Вас сейчас наибольшую озабоченность?

А.Г.Лукашенко: Никакой. Эти документы согласованы. Ничто этому не препятствует. Главное, чтобы это было реализовано и выполнено. Это главное.

И если мы подписываем этот, как сказали, Таможенный кодекс, это наше соглашение, то многие проблемы сами по себе должны уйти. Вот там уже нельзя ничего лоббировать. И пошлины, и прочее, все это оговаривается...

* * *

Уважаемые друзья!

Я вам несказанно благодарен за беседу, хотя она и затянулась. Тем не менее я вам очень благодарен. Вы для нас всегда близкие гости, родные гости, родные наши люди. Приезжайте, пожалуйста, смотрите, пишите. Ну даже если и плохо напишете — все равно хорошо.

(Смех в зале.)

Все равно лучше что–то, чем ничего. Когда русский человек, сидя в глубинке, знает, что есть такая Беларусь и что там братья живут...

Спасибо вам за все то, что сделали. Мы с удовольствием вас будем ждать. Приезжайте к нам. Даже если вы во второй, третий, пятый раз приедете. Видите, у вас уже «партийное ядро» образовалось из таких людей. Это здорово! По крайней мере, вы уже можете сказать: «Вот я был, было так. А сейчас так. Здесь хуже, здесь лучше». Вы уже новичкам можете что–то в сравнении сказать. Для нас это тоже очень важно.

Спасибо!

(Аплодисменты.)